Ники открыла магазин, а я остался лежать в постели до 9:30. Когда я спустился, перед ней на прилавке стояла тарелка с остатками вчерашнего «пятничного пира». Она сказала: «Нет на свете завтрака лучше, чем остатки вчерашней шоколадной бомбы, пакоры и пиво!»
Написал Фло: попросил, чтобы она поработала в магазине с понедельника, пока я отвожу Анну в аэропорт в Глазго. Та пообещала, что придет, так что по крайней мере эта проблема решена. Фло работала в магазине прошлым летом. Она учится в Эдинбургском университете, но когда приезжает домой, то рада помочь в магазине, если нужно.
После обеда отправился с Анной в сады при поместье Галлоуэй-Хаус (дендрарий XVIII века за шесть миль от нас, через который можно дойти к пляжу), чтобы Анна могла еще раз посетить свои любимые места перед тем, как уехать в понедельник. Земля была припорошена снегом. Уже появились подснежники, а в некоторых местах проклюнулся дикий чеснок. Анна любит этот сад особенной любовью. Это было одно из первых мест, куда мы отправились гулять вместе после того, как она впервые приехала из Лос-Анджелеса семь лет назад. Думаю, что неожиданное сочетание красивого сада и живописного пляжа привлекает ее как кинематографиста. Она работает в кинематографе. Каждый раз, когда мы сюда приходим, я вижу, как меняется ее лицо, и знаю, что в воображении она снимает костюмный фильм, действие которого происходит в этом месте.
Получил письмо от Анны Дреды. Она напомнила, что ее группа читателей приезжает в следующее воскресенье. Я предоставил в их распоряжение магазин и большую комнату. В феврале у нас настолько мало посетителей, что можно использовать помещение и для других целей. Анна – хозяйка книжного магазина в городе Мач-Уэнлок в Шропшире. В прошлом году она со своей подругой Хилари гостила у меня, когда они возвращались из отпуска с Внешних Гебридских островов.
Воскресенье 8 февраля
Сегодня у Анны последний день перед отъездом, и мы пошли навестить Джесси из магазина The Picture Shop. Около трех недель назад ее положили в больницу. Она выглядела довольно слабой. Мы – возможно, слишком наивно – решили, что это из-за лекарств, а не потому, что ей становится хуже. Потом мы снова – «в последний раз» – пошли на прогулку в дендрарий, где набухают и вот-вот распустятся цветами почки рододендрона, а потом – на пустынный пляж в заливе Ригг. Вернулись домой в пять часов в сгущающихся зимних сумерках.
Несмотря на огромные культурные различия между сельской Шотландией и одноэтажным Массачусетсом, Анна вошла в уигтаунскую жизнь так органично, как будто родилась здесь. Она подружилась со всеми местными жителями, а город и его люди полюбили ее за неиссякаемую доброту и открытость. Один из ее любимых жителей Уигтауна – Винсент, хозяин местной автозаправки. Когда Анна только переехала сюда, то быстро поняла, что без машины не обойтись, и Винсент, который славится своим эскадроном развалюх, нашел ей «воксхолл-нова», который она обожала и на котором с удовольствием ездила по окрестностям: сначала неуверенно и неимоверно медленно, подавшись головой вперед к лобовому стеклу и заметно напрягаясь всем телом, а потом, как только привыкла к правостороннему движению[12], – свободно, лихо и довольно с приличной скоростью. Как-то раз она решила сама съездить на аукцион в Дамфрисе (я, наверное, был занят) и уже подъезжала к дому, где проводятся торги, как вдруг услышала жуткий грохот и лязг металла. В панике она инстинктивно повернула не налево, а направо – туда, где запросто могли бы оказаться встречные машины. Когда она вышла из машины, то увидела, что выхлопная труба отвалилась и лежит посреди дороги. На аукцион она в тот день так и не пошла, однако Винсент добросердечно позаботился о ней и прислал из Дамфриса механика, который починил машину, чтобы она могла вернуться в Уигтаун.
Понедельник 9 февраля
Онлайн-заказов: 7
Найдено книг: 6
Встал в семь утра, чтобы отвезти Анну в аэропорт Глазго. Было темно, ветер и дождь хлестали в стекла фургона. Наше прощание было очень слезным. Некоторое время назад между нами возникло напряжение, все из-за меня и моего страха перед ответственностью, с которым я сам еще не разобрался, поэтому мы решили некоторое время пожить отдельно друг от друга.
Боюсь, что это не только конец главы, но и конец всей нашей с Анной истории. Когда она только переехала сюда, все было просто прекрасно: интеллигентная, остроумная, привлекательная молодая женщина хотела жить в Уигтауне и быть рядом со мной. Однако проблема во мне. В будущем я могу представить себя только одиноким сварливым брюзгой. Это не то будущее, которое я бы – да и любой другой человек – желал себе, но так уж вышло, и, к моему стыду, это причинило боль Анне и всей моей семье, которые приняли ее как дочь и сестру.
По пути домой сдал полный фургон ненужных книг на перерабатывающий завод. Похоже, человек, который там работает, с каждым моим приездом злится на меня все больше. Сегодня он ругался из-за того, что ему пришлось искать три больших пластиковых контейнера, чтобы сложить книги, которые я привез на переработку. Вернулся домой в половине второго. Магазин был заперт, а к двери приклеена записка от Фло: она забыла, что у нее нет ключа, и не смогла открыть дверь. Я зашел в магазин и проверил почту. Среди всего прочего обнаружился бланк заявки на разрешение на установку книжных спиралей с просьбой уплатить сбор в размере 401 фунт стерлингов. Позвонил Адриану Патерсону, местному архитектору, попросил его разобраться с заявкой, потому что для нее нужны профессионально выполненные чертежи в масштабе.
В три часа в магазин вошла пожилая пара. Женщина, словно грудного ребенка, прижимала к себе пластиковый пакет. Внутри, завернутая в пузырчатую пленку, оказалась книга Ливингстона «Путешествия и исследования в Южной Африке с 1840 по 1856 год» (издательство Ward Lock, 1857). Ей эта книга досталась по наследству от матери, и они недавно «смотрели передачу про антиквариат, и кто-то принес такую книгу, и оказалось, что она стоит 10 000 фунтов». Это не редкая книга, и когда я им сказал, что цена ей около 50 фунтов, они посмотрели на меня с таким явным презрением, как будто я шарлатан или болван. Я думаю, книга, которую они видели по телевизору, была собственноручно подписана Ливингстоном. Не могу представить, чтобы ее оценили так дорого по какой-то другой причине. В книги того времени в качестве фронтисписа часто помещали портрет автора и факсимиле его подписи. Я уже сбился со счета, сколько раз люди приносили мне экземпляры книг с «автографом», который на самом деле оказывался не чем иным, как воспроизведением подписи автора.
