Мальчишка смотрит на нее сверху вниз, и по его лицу мелькает подобие улыбки.
— Неужели? — говорит он.
— Да, — говорю я. — Именно так. Мы не будем умолять о помощи, но ты должен знать, что если выдашь нас, то живыми мы не уйдем.
Он тяжело вздохнул.
— Я не собираюсь сдавать вас полиции, но не гарантирую, что кто-то другой не сделает этого. Здесь полно голодных людей, так что вам лучше уйти.
— Куда? — отчаянно спрашиваю я. — Куда нам идти?
— Не знаю, все равно куда. Это не моя проблема.
Оттолкнув нас в сторону, он открыл маленькую шаткую дверь, вошел и так сильно хлопнул ею у нас перед носом, что вся лачуга содрогнулась.
Бен
Как только мы подошли к двери, человек в черном костюме снял наручники и, толкнув меня внутрь, захлопнул дверь. Щелкнул замок.
Я остался один впервые за год.
Один в Аркадии.
Что это за место?
В последний раз, когда я был в цирке, там располагалась арена: ряды пластмассовых стульев вокруг центрального манежа под огромным куполом, внутри которого пахло опилками, потом и прокисшим пивом.
Это место совершенно иное. Я ни разу не видел ничего подобного.
Я нахожусь в чаще леса. Вокруг растут огромные деревья, древние и величественные. Их кроны сплелись так плотно, что образовали густой полог. Воздух кажется насыщенным и живым — деревья, похоже, настоящие. Сквозь листву, мерцая, проникает солнечный свет или что-то похожее на него. Он греет мне спину и усеивает светлыми пятнами упругую траву под ногами. Кстати, сама трава пестрит крошечными маргаритками, желтыми лютиками и нежными голубыми незабудками. Я нагибаюсь, чтобы прикоснуться к ним.
Десятки крошечных желтых птичек — наверное, канареек — порхают с ветки на ветку. Они беспрестанно поют и щебечут, устремляя ввысь свои нежные трели. Это всего лишь иллюзия, иначе и быть не может, но все равно выглядит очень правдоподобно. Есть здесь и другие птахи, что энергично бьют крылышками, пока лакомятся цветочным нектаром, — это колибри. По земле, не обращая на меня внимания, важно расхаживают павлины, горделиво распушив роскошные хвосты.
Никаких стульев нет. Места, где будут сидеть зрители, — это поросшие мхом выступы, чудесным образом вырубленные в травянистых склонах, что спускаются вниз к арене, где лесная тема получила продолжение: ее окружают крошечные деревья, усеянные цветами.
Я вдыхаю их пьянящий аромат, и он наполняет мои легкие благоуханием. В этой стране чудес нет времен года. Это весна, лето, зима и осень одновременно, потому что на деревьях есть плоды — их ветки опустились под тяжестью золотых груш, желтых лимонов, блестящих краснобоких яблок. Вокруг стволов, переплетаясь с ветвями других деревьев, вьются виноградные лозы с сочными лиловыми гроздьями.
Среди этого великолепия есть и высокий водопад, он расположился прямо за моей спиной. Ниспадая, его струи играют всеми цветами радуги: они то красные, то оранжевые, то синие, то зеленые. Капли искрятся и будто танцуют, стремительно падая вниз, в журчащий ручей.
Я подхожу к арене, протягиваю руку и срываю с ближайшего дерева вишню. Боязливо подношу ее к губам, чтобы попробовать, и понимаю, что она настоящая. Ягода лопается у меня во рту, и по нёбу стекает насыщенный сладкий сок. Я срываю еще одну, затем другую и еще одну и набиваю ими рот. Я вращаюсь вокруг своей оси, околдованный запахами цветов, пением птиц и журчанием водопада, такими чудесными, такими прекрасными.
Кто же создал это место? Его творцы явно превзошли самих себя. Во сколько это обошлось? И что здесь происходит? Это похоже на райский сад, но ничего хорошего ожидать не следует.
Дверь распахивается, и, обрамленная солнечным светом, появляется она, этакий змей-искуситель: моя мать, Вивьен Бейнс.
— Ну-ну. В конце концов, блудный сын все-таки вернулся домой.
Хошико
— Да уж, дружелюбия ему не занимать! Ладно, давайте уйдем отсюда поскорее.
Мы разворачиваемся. Я смотрю через дорогу на Джека и кивком отвечаю на его вопрошающий взгляд.
Внезапно воздух вновь наполняет вой сирен. Громче. Ближе.
Полиция уже в трущобах. Эта женщина, должно быть, сообщила им, что мы здесь.
— Куда теперь? — горестно вздыхает Грета. — Где мы можем спрятаться?
— Не знаю. — Я задумалась над ответом. — Наверное, еще глубже в трущобы.
Мы переглянулись с Джеком. Он указал налево и быстро рванул с места. Мы бегом бросаемся следом за ним и вскоре слышим позади чей-то крик:
— Подождите! Стойте!
Я оглядываюсь. Это тот самый мальчишка из хижины с цветами. Он стоит посреди дорожки.
— Они идут сюда, — говорит он и показывает на свой домишко. На этот раз дверь открыта. — Вам лучше войти.
Бен
Мы смотрим друг на друга с противоположных сторон леса.
Она делает шаг вперед и медленно идет ко мне — все ближе и ближе. Я борюсь с желанием отпрянуть прочь и не отвожу взгляд. Я не дам ей унизить меня, не дам меня запугать. Я гордо вскидываю подбородок, расправляю плечи и смотрю ей прямо в глаза.
Ее волосы стали длиннее, и она перестала носить строгие костюмы, сменив их на свободную повседневную одежду.
— Бенедикт, — говорит она, осторожно приближаясь ко мне. — Я так переживала за тебя. Я не спала ночами. — Ее голос дрожит. — Я так боялась, что больше не увижу тебя. — Ее тон не такой резкий, как раньше; теперь он мягче, человечнее.
— За это время многое изменилось, — мягко говорит она. — Слишком многое, чтобы уместить это в один разговор. А пока я просто рада видеть тебя целым и невредимым. Давай отложим разговор на завтра, хорошо? Можешь вернуться домой, ведь это по-прежнему твой родной дом. Съедим пиццу, посмотрим фильм. Если ты не хочешь, мы не станем вообще говорить о произошедшем.
Я продолжаю с вызовом смотреть на нее. Это моя единственная сила — сила неповиновения.
— Мы скучали по тебе, — говорит она. — Все мы. Давай просто поедем домой, и снова будем вместе, как настоящая семья.
Она почти умоляет меня. Моя мать умоляет меня: не знаю, чего я ожидал, но точно не этого.
Я пытаюсь на секунду представить себе, что будет, если я уйду с ней сейчас, вернусь к моей прежней жизни. Как снова стану жить в этом доме, как буду ходить в школу, как жизнь пойдет по накатанной.
Это смехотворное предложение. Я больше не тот, каким был раньше. Я стал другим.
— Бенедикт, — тихо говорит она. — Я люблю тебя, мы все тебя любим.
Черт, она и впрямь готова на все, лишь бы вернуть меня. Не припомню, чтобы раньше она говорила, что любит меня. Удивительно, что это слово вообще появилось в ее лексиконе.
