— Прекрати меня анализировать, — отвернулась она.
— Ты что же, стесняешься? Рыжие всегда считаются бойкимидевчонками, которых не так-то просто смутить.
— Все рыжие разные, — коротко заключила она.
— С этим не поспоришь, — согласился Гарри. — А твои,кажется, уже наелись. Укладывай их спать. — Он взялся переложить подкидышей сее коленей, куда они до этого перекочевали к теплу и ласке, обратно в вольер. —А вот я наоборот чувствую себя жутко голодным... Будешь чай с тостами?
— Странное время для чая, ты не находишь? — хмыкнула она.
— Я не часто встаю в этот час среди ночи. Но если этопроисходит, мне всенепременно нужно перекусить, чтобы уснуть вновь, — пояснилон.
— Тогда я с удовольствием составлю тебе компанию, —отозвалась Джина. - Я приду, когда они уснут.
— Только не балуй. Не следует их слишком приучать к ласкам,— строго предупредил ее Гарри.
— Все малыши заслуживают быть обласканными, - сказала она,пощекотав грудку одного крохи.
— Своих ты тоже намерена баловать? — сурово спросил он.
— Детей? Да, вне всякого сомнения. Но не для того, чтобыони выросли избалованными, а чтобы не чувствовали себя брошенными и одинокими.И тем более, если ребенок напуган или расстроен, родитель просто обязан обнятьего и приласкать.
Скривив лицо, Гарри удалился, а Джина осталась тешить полусонныхмалышей. И ей самой так это нравилось, что она смогла себя остановить, лишькогда ее босые ноги окончательно замерзли.
Девушка поспешила в гостиную, где ее уже дожидался хозяиндома с горячими тостами и чаем. Она тотчас прыгнула на диван и плотно обернуласьтеплым пледом-.
— Ничего, что я так бесцеремонно? — весело спросила онахозяина.
— Чувствуй себя как дома, — ответил он, разливая по чашкамчай.
Джина с наслаждением глотнула горячий ароматный напиток,зажмурившись от удовольствия. Она и впрямь почувствовала себя дома.
Уютно, привычно, уверенно. А когда открыла глаза, увиделаулыбающееся лицо Гарри.
— Щенки без ума от тебя, — сказал он неожиданно. —Везунчики.
— Почему ты так думаешь?
— Видел я, как ты с ними нянчишься.
— А с ними по-другому и невозможно, они такие неженки.
— Неженки-то неженки, но они слишком усложняют жизнь. Тебетак не кажется? — серьезно спросил ее Гарри.
— Это оборотная сторона любой радости, любых отношений, —рассудила Джина.
— Отношений, которых ты сознательно избегаешь, — вставилГарри.
— Мы говорили на эту тему весь вечер. Все, что я могласказать на сей счет, будь уверен, уже сказала. Не начинай заново, Гарри, —сдержанно попросила его Джина.
Допив чай в полном молчании, она поставила чашку на кофейныйстолик и поднялась с дивана.
— Уже? — поднял на нее изумленные глаза Гарри.
— Да, пойду одеваться. Вызову такси и поеду домой. Щенкисыты. В приют ты доставишь их и без моей помощи.
— Мы попрощаемся и ты уедешь? - недоумевая, спросил он.
— Да... А как же?
— Уедешь из Йоркшира? — уточнил Гарри.
— И этот вопрос мы тоже уже обсудили, — напомнила она.
— Ты действительно этого хочешь?
— Гарри, прошу тебя...
— Ты объяснила мне только то, почему тебе приходится ехатьв Лондон. Но я так и не услышал в твоих словах горячего желания уезжать.
— В моем случае необходимость, возможность и желаниеудачно совпали. А радости в моих словах ты не расслышал по той простой причине,что я просто устала и мысли мои заняты сборами, — терпеливо разъяснила она.
— Не верю я тебе, Джина, — безапелляционно возразил Гарри ирезко добавил: — Не верю ни единому твоему слову, когда ты так спокойноговоришь об отъезде. Я слышу только доводы безысходности. В твоей аргументациистолько здравого смысла и ни капли истинного рвения, которое должно сопутствоватьстоль серьезным переменам. Я докопаюсь до истинных причин твоего поступка, —предупредил он.
— Поступай как знаешь, — спокойно произнесла она. — А ябуду делать, как мне велит мое сердце.
— Я с каждой минутой все более и более убеждаюсь, что тыбудешь несчастна в Лондоне, — подытожил Гарри.
— А я понимаю все эти наши разговоры так, что ты, преследуякакие-то цели, стараешься меня в этом уверить, — шутливо заметила Джина. — Аэто не вполне по-дружески, особенно учитывая, что ты сам пытался уверить меня втом, что мы не просто бывшие коллеги, но и друзья.
— Значит, ты предпочитаешь друзей, которые безоговорочноподдерживают тебя во всех твоих безумствах? — нахмурился Гарри.
— Если оглядываться на мою жизнь, то не так уж много в нейбыло этих самых безумств... А жаль, — насмешливо проговорила Джина. — Втвоем-то прошлом, насколько я могу судить, безумств было предостаточно.
— Это точно, — согласился Гарри.
— И если бы не проблемы со здоровьем у твоего отца, они быпродолжались и по сию пору, — предположила она.
— Не исключено.
— Поэтому не стоит тебе так уж рьяно радеть за моеблагополучие. Нас свели обстоятельства, которых могло и не быть. И ты мне недруг, не доверенное лицо. Ты — сын моего начальника.
— Бывшего начальника, — уточнил Гарри.
— Вот именно, бывшего... И ты отличный, насколько я моглазаметить, профессионал, приятный в общении человек, чрезвычайно привлекательныймужчина...
— Очень приятно слышать это из твоих уст, — очень серьезноотозвался он.
— ...но нас ровным счетом ничего не связывает, — договорилаДжина.
— Я был уверен, что последует какое-нибудь «но», —удрученно произнес Гарри.
— Что делать, так всегда бывает, — пожала плечами она.
— Не всегда. Иногда достаточно сосредоточиться наположительных моментах, чтобы не замечать несущественные заковырки... Тысказала, что я привлекательный мужчина. Ты основываешь этот вывод нараспространенном мнении или же вложила свое собственное отношение? — въедливопоинтересовался Гарри.
— И то и другое, — неопределенно ответила Джина.
— Ты мне прямо ответь, нравлюсь я тебе как мужчина?
— И как мужчина тоже.
— Что это значит? — допытывался он.
— И как мужчина, и как человек, и как коллега... Мне былоочень приятно работать с тобой весь этот год, — сказала она.
— Я думал, этап дежурной вежливости в наших отношениях мыуже миновали, — недовольно поморщился он.
