— Да, выглядишь ты не очень, — пожалела меня Джесс. — Что у тебя? СПИД?
СПИД был вполне удачной находкой. Все знают, что с ним можно прожить не один месяц; а еще все знают, что он неизлечим. И все же… У меня несколько друзей умерли от СПИДа, а с такими вещами лучше не шутить. Я понял, что СПИД — это ни хрена не вариант. Но тогда — все эти мысли пронеслись в моей голове за полминуты, которые прошли с того момента, как Джесс задала свой вопрос — какие смертельные болезни остаются? Лейкемия? Лихорадка Эбола? Сложно представить чтобы хоть одна могла мне сказать: «Да, чувак, не стесняйся. Я ж так, игрушечная смертельная болезнь. Да и ничего страшного, если ты в шутку скажешь, что мною болен, — это никого не обидит».
— У меня что-то с мозгом. Называется ККР.
ККР — это, конечно, группа «Криденс Клиаруотер Ревайвал», одна из моих самых любимых групп, которая всегда меня вдохновляла. А они не были похожи на фанатов «Криденс». Джесс была слишком молода, насчет Морин можно было совсем не беспокоиться, а Мартин был из тех, кто почуял бы неладное, только если бы я заявил, что умираю от неизлечимой АББЫ.
— Клинический Корно-что-то-там, — добавил я.
«Клинический» — это я удачно придумал. Звучит вполне солидно. Хотя с «корно» я, признаться, несколько промахнулся.
— И это неизлечимо? — спросила Морин.
— Конечно излечимо, — ответила ей Джесс. — Нужно только таблетку принять, ясен пень. Ему просто влом это делать.
— Врачи сказали, что это из-за наркотиков. Наркотиков и алкоголя. Так что я сам во всем виноват.
— Наверное, ты сейчас чувствуешь себя идиотом, — предположила Джесс.
— Да, — согласился я. — Только если под «идиотом» ты имеешь в виду «гребаного придурка».
— Ладно, не важно. Ты выиграл.
Это окончательно убедило меня в том, что без своеобразного соревнования у нас тут не обошлось.
— Правда? — радостно спросил я.
— Ну да. Ты же умираешь? Черт, это все равно что… Что тебе выпали все пики, или все черви, или эти… Козыри, точно. Да у тебя вся козырная масть на руках.
— Но от смертельного заболевания хоть какая-то радость может быть только в этой игре, — заметил Мартин. — В игре «И кто из нас тут самый жалкий?». Больше от нее никакого проку нет.
— Сколько тебе еще осталось? — спросила Джесс.
— Я не знаю.
— А примерно? Если совсем грубо прикинуть?
— Джесс, заткнись, — одернул ее Мартин.
— А сейчас-то что я такого сказала? Я просто хотела узнать, чего нам ждать.
— Нам ждать нечего, — объяснил я. — Ждать буду я.
— Плохо дело, — сказала Джесс.
— Ой, правда? Хотя чего еще ждать от девчонки, которая не может пережить, что ее бросили.
Повисло враждебное молчание.
— Что ж, — нарушил молчание Мартин. — Вот и поговорили.
— А теперь что? — полюбопытствовала Джесс.
— Во-первых, ты пойдешь домой, — ответил Мартин.
— А вот хрен вам. С какой это стати я должна идти домой?
— Потому что мы тебя туда отведем.
— Я пойду домой только при одном условии.
— Каком?
— Сначала вы поможете мне разыскать Чеза.
— Что, мы все должны его искать?
— Ага. Иначе я и вправду покончу с собой. А я слишком молода, чтобы умирать. Сам говорил.
— Не припомню, чтобы я говорил именно так, — засомневался Мартин. — Но ты умна не по годам. Теперь я это понимаю.
— То есть ничего, если я пойду туда? — сказала она, направившись к краю крыши.
— А ну вернись, — крикнул я.
— Знаете, мне все по барабану, — заявила она. — Я могу прыгнуть, или мы можем пойти искать Чеза. Мне без разницы.
Тогда-то все и решилось, в тот самый момент — мы ей поверили. Может, другие люди в иных обстоятельствах и не поверили бы, но у нас тогда не возникло никаких сомнений. Мы, правда, не думали, что она склонна к суициду, — просто у нас было ощущение, что она могла в тот момент осуществить любое свое желание, и если бы ей захотелось спрыгнуть с крыши многоэтажки из желания узнать, каково это, она бы не остановилась. А когда мы это поняли, остался только один вопрос: было ли нам до этого дело?
— Но ведь тебе наша помощь ни к чему, — попытался объяснить я. — Мы даже не знаем, где его искать. Только ты можешь его найти.
— Да, но когда я одна, я совсем голову теряю. Я совсем запутываюсь. В общем, примерно так я тут и оказалась.
— Что скажете? — повернулся к нам Мартин.
— Я никуда не пойду, — заявила Морин. — Я не уйду с этой крыши, даже не просите.
— Ладно. Не будем.
— Поймите, меня будут искать.
— Кто?
— Люди из приюта.
— И что? — не поняла Джесс. — Что будет, если они тебя не найдут?
— Тогда они поместят Мэтти в какой-нибудь ужасный приют.
— А Мэтти — это и есть тот самый овощ. А ему не насрать, куда его поместят?
Морин беспомощно посмотрела на Мартина.
— Дело в деньгах? — спросил Мартин. — Из-за них ты к утру должна умереть?
Джесс брезгливо фыркнула, но я-то понимал, почему у него возник такой вопрос.
— Я заплатила только за одну ночь, — сказала Морин.
— А у тебя есть деньги, чтобы заплатить больше чем за одну ночь?
— Конечно есть.
Как мне показалось, предположение, что у нее, возможно, нет денег, было ей неприятно. Чертовски неприятно, если угодно.
— Ну так позвони туда и скажи, что заберешь его послезавтра.
Морин снова беспомощно посмотрела на Мартина:
— Зачем?
— Затем, — отозвалась Джесс, — что тут все равно не хрен делать, правда?
Мартин ухмыльнулся.
— Правда? — переспросила Джесс.
— Мне ничего в голову не приходит, — ответил Мартин. — Если, разумеется, не считать самого очевидного.
— А, ты про это, — догадалась Джесс. — Брось. Момент упущен, уж поверь. Надо придумать, чем теперь заняться.
— Даже если ты и права и момент упущен, с какой стати мы должны что-то делать вместе? — возразил я. — Почему бы нам не разойтись по домам смотреть телевизор?
— Потому что когда я одна, совсем теряю голову. Я же сказала.
— А почему это должно нас волновать? Полчаса назад мы тебя и знать не знали. И мне в общем и целом по барабану, совсем ты теряешь голову или нет.
— То есть, по-твоему, произошедшее на этой крыше нас никак… ну, не связало, что ли?
