Глава 31. Мсье Тревилье — Не теряйте надежды, всё-таки организм крепкий, молодой… Но на всё воля Божья, а я не волшебник, — доктор тщательно отмывал руки, стараясь не смотреть в глаза собравшимся вокруг.
— Ну, всё-таки? Скажите честно, доктор? — встревоженные голоса почти слились в один.
Доктор вытер руки полотенцем и поправил очки, а потом вздохнул и произнёс, закрывая свой саквояж:
— Если он переживёт эту ночь… если переживёт! — доктор многозначительно поднял вверх палец. — Значит, будет жить. Но… Я бы на вашем месте не отпускал сегодня святого отца. И посоветовал всем молиться.
Она ступает неслышно.
Лапы медленно, почти невесомо, опускаются на лесную подстилку, на опавшие листья и стебли папоротников, утопают в мягкой подушке мха. Ночь темна. И она часть этой ночи, этой бездонной бархатной темноты, похожей на кофейную гущу на дне фарфоровой чашки…
Душно…
Болота дышат жарко и влажно, и где-то вверху над ней смыкаются кроны деревьев, скрадывая и без того скудный свет луны. И только светлячки, словно призраки, словно души умерших, что не могут найти успокоения, мечутся среди листьев и седых нитей висячего мха.
Но она видит прекрасно. И слышит. И чувствует запахи…
От плантации «Утиный остров» до «Жемчужины» — лишь пересечь овраг. Лёгкий прыжок — и вот она уже взбирается вверх по склону. Болото закончилось, но её шаги по-прежнему бесшумны. Земля под ногами жирна и впитывает любой звук, а по бокам, словно алебарды безмолвных стражей, смотрят в угольное небо ровные стебли сахарного тростника.
Белый дом с колоннами безмолвен, погашены все огни, но окна открыты, лишь занавешены тончайшей кисеей от гнуса и комаров. Ещё прыжок — и она внутри. Мягкий ковёр в гостиной, лестница в один пролёт, и заветная дверь открывается бесшумно…
Он позвал её. И он ждёт...
— Эдгар…
— Летиция…
В эту ночь он бродил между мирами. А, может, не только в эту…
Сколько ночей он провел на границе тени и света? Он видел Аирское море. Он видел Эк Балам. И её, ту самую Руби, прекрасную женщину, что свела с ума его деда. Она танцевала на песке посреди бирюзовых огней и звала его за собой, и хотелось уйти туда, где солнце падает в расплавленное золото океана.
— Ты вернулась? Жрец всё наврал, я снова тебя вижу…
— Это не я вернулась, это ты пришёл ко мне…
Она смеётся и отбивает пятками ритм на песке в такт барабанам.
А потом они бродили по кромке болот, и он слушал её рассказ о том, как она попала сюда. Юная жрица из Аира, влюбившаяся в капитана чужеземного корабля, которого привела в свой храм и показала жемчужину — сердце Эк Балам. История об алчности и предательстве. И соблазне, который превратил двух друзей в злейших врагов, навлёк на их головы проклятье и погубил немало душ, превратив её в даппи.
Но ты освободил меня…
И она снова смеётся.
А потом ему казалось, что он видит Летицию, как она плачет, и платье у неё в крови. В его крови. И она просит не оставлять её. Он видит пристань и толпу людей, и себя, лежащего у неё на руках.
— Летти… Летти…
Он звал её…
Метался на кровати в бреду и звал. И она услышала. И пришла. Она была с ним всю ночь. Сидела рядом в изголовье, прикладывая ко лбу прохладную ладонь. Держала его за руку…
— Ты любишь меня? Скажи… Это не притяжение, слышишь? Это — настоящее…
А она держала его за руку, не давая уйти туда, где бирюзовые огни и гулко стучат барабаны.
— Я тебя не отпущу, Эдгар…
Ему казалось, прошла целая вечность, а может, это было только мгновенье. Но когда он открыл глаза, то увидел не прекрасную Летицию у изголовья. Над ним нависало остроносое лицо Шарля со щёткой рыжеватых усов.
— Аллилуйя! Очнулся-таки! Ну ты и крепкий, зараза! — воскликнул дядя и рявкнул в коридор, призывая кого-нибудь подняться.
Прибежала служанка и дала Эдгару воды. Вокруг поднялась суета. Появилась Эветт и всё плакала, прижимая к уголкам глаз платочек, но её причитания совсем не трогали Эдгара. Вспомнилось вдруг всё, что произошло на пристани, и слова Филиппа Бернара о том, как он оказался там.
Спасибо, мама, за такую заботу… Но... С меня достаточно.
Он закрыл глаза и пробормотал:
— Потом… Всё потом.
И Шарль вытолкал всех, закрыв за ними дверь.
— Сколько я уже так лежу? — тихо спросил Эдгар, когда толпа причитающих женщин удалилась.
— Вторую неделю. Мы думали, ты не выберешься. Доктор вообще руками разводил, сказал, что ты не выживешь. Но ты крепкий! Бредил, конечно, в лихорадке. Говорил разное…
— И что говорил?
— Ну, сказал же, разное. Нёс что-то про ритуал и жреца. В любви вот мне признавался, — усмехнулся Шарль, покрутив ус, и видно было, что он смущён. — Ну и спрашивал ещё, люблю ли я тебя.
Эдгар слабо улыбнулся.
— А что тут… вообще? Какие новости?
— Уж не знаю, как тебе это сказать, — Шарль крякнул в кулак, то ли покашлял, то ли с духом собрался, — но новости, в основном, плохие. Первая новость в том, что… кхм, Флёр вышла замуж. Так что теперь она Дюран.
— Вы что, женили меня на смертном одре? — тихо спросил Эдгар, чувствуя, как боль кольнула в сердце.
— Нет! Что ты! — отмахнулся Шарль. — Флёр теперь жена Грегуара.
— Что? — удивился Эдгар.
Вот уж до чего странно — вернуться с другой стороны. Всё теперь кажется нереальным. И слова Шарля прозвучали каким-то бредом сумасшедшего.
— Ты же сам велел мне тут со всем разобраться, — дядя засунул руки в карманы, и его лицо стало хмурым. — Ну так вот я и разобрался. А что мне оставалось? Потому что Томми Барренс, мать его, сбежал!
— Как сбежал? — Эдгар скомкал пальцами край простыни.
Это был удар. Его надежда на то, чтобы прижать Фрессонов к ногтю, рухнула.
— Да знал бы! В этой суматохе, тут так всё завертелось, что как уж он улизнул и кто ему помог — не знаю. В доме были гости… Похоже, что кто-то его выпустил.
Шарль развёл руками, словно извиняясь. Эдгар закрыл глаза, помолчал некоторое время, собираясь с силами, а потом спросил:
— А что Флёр? Выходит, недолго горевала?
— Ну… ты, конечно, будешь ругаться, но в тот момент я решил, что тебе так и так с ней не жить, — Шарль плеснул в стакан рома и, отхлебнув, подошёл к окну, — если ты не помрёшь, то понятно же, что с Флёр ты всё одно жить не станешь, только загонишь себя в болото. А то и снова её бросишь. Ты же в то утро совершенно безумный был. И после того, как этот сучёныш сбежал, я понял, что всем нам крышка. Короче, пока ты тут при смерти лежал, я уж решил выкручиваться, как умею. Подговорил доктора… Эта скотина, кстати, взял двадцать экю, сожри его аллигатор!
