Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Путинская тактика сработала, но лишь отчасти: она дискредитировала протестное движение и слегка насторожила тех, кто только собирался к нему примкнуть, однако не подняла рейтинг самого президента. Недоверие к Кремлю оказалось слишком глубоким. И если в 2011 году люди протестовали против нечестных выборов, то в 2013-м протестное движение обрело более откровенный политический характер. Навальный нападал на режим не только из-за манипуляций с подсчетом голосов, но и потому, что этот режим был жульническим, морально обанкротившимся и, следовательно, нелегитимным. В ответ Путин напирал на геополитику, восстановление статуса великой державы и превосходство русского мира над Западом. “Мы видим, как многие евроатлантические страны фактически пошли по пути отказа от своих корней, в том числе и от христианских ценностей, составляющих основу западной цивилизации”, – говорил Путин. Россия же, напротив, “всегда развивалась… как государство-цивилизация, скрепленная русским народом, русским языком, русской культурой, Русской православной церковью”[450].
Слова нужно было подкреплять делами. Политический кризис в Украине, в феврале 2014-го вылившийся в свержение президента Виктора Януковича, представлял собой одновременно и угрозу, и удобный предлог для действий. Российское государственное телевидение объявило революцию в Киеве частью американского заговора, главной целью которого было ослабить влияние России на постсоветском пространстве и отбросить ее за Урал. Логика пропаганды была примерно та же, что и в августе 2008 года, во время войны с Грузией, но новая кампания оказалась беспрецедентной по своему накалу и масштабу.
Готовясь к войне в Украине, Кремль зачистил последние островки вольнодумства в России: независимые СМИ, в том числе некоторые популярные информационные сайты, личные блоги и либеральный кабельный телеканал “Дождь”. Чтобы пропаганда была эффективной, ее следовало сделать тотальной. К делу приставили Дмитрия Киселева, главного телеведущего на канале “Россия”, которым руководил Олег Добродеев, некогда отвечавший за новости на НТВ.
Киселев в плотно обтягивающем фигуру костюме расхаживал взад-вперед по студии, опереточно жестикулируя и гримасничая. “Вот – усталые штурмовики-знаменосцы, – комментировал он кадры с тремя участниками протеста в Киеве, сидевшими со свернутым флагом Евросоюза. – В глазах – пустота и испуг… Вот – приготовление горячей пищи. Блюдо для гурманов: куски сала на раскаленной ржавой бочке”[451]. Еженедельная аналитическая новостная программа Киселева по стилю была близка оруэлловским “двухминуткам ненависти”, только растянутым на целый час. В 1999 году Киселев морализировал по поводу журналистской этики: “Если говорить: «о, пипл хавает», то он будет «хавать» постоянно… Любое снижение планки, морали и правил… – тогда в один прекрасный момент мы обнаружим себя в грязи, купающимися, как свиньи… И мы будем «хавать» друг друга, вместе с грязью, и вот тогда мы себя найдем, а ниже уже опуститься будет нельзя”[452]. Слова Киселева 1999 года лучше всего описывали его собственные программы 15 лет спустя. Неожиданное бегство Виктора Януковича и падение его режима позволило Путину осуществить амбициозный план, по-видимому, давно зревший у него в голове: аннексировать Крым. Удачное выполнение операции произвело тот же самый эффект “короткого замыкания”, который произвело выступление Путина после взрыва жилых домов в Москве в 1999 году.
Рейтинг Путина взлетел с 60 % до 80 %. Коррупция – главная тема на протяжении предыдущих двух лет – отступила на дальний план. Многие состоятельные россияне, еще несколько лет назад выступавшие против него, теперь перешли на его сторону. Ресентимент пьянил и мутил сознание. Аннексия Крыма стала заменой модернизации. Она дала людям ощущение достигнутой цели, хотя для этого им не пришлось пошевелить даже пальцем. Лишь 3 % россиян осудили аннексию. Крым давно являлся нервным центром имперской ностальгии России, а его возвращение было навязчивой идеей русских националистов с самого момента краха СССР. Аннексия – или, как ее официально называли в России, “присоединение” Крыма – вызвала всплеск эйфории.
18 марта 2014 года, выступая с торжественной речью по поводу присоединения Крыма к России в позолоченном Георгиевском зале Кремля, Путин чуть ли не буквально повторил слова, которые лет двадцать назад опубликовал в одиозной газете “День” Игорь Шафаревич, один из идеологов русского национализма: “В Крыму буквально всё пронизано нашей общей историей и гордостью. Здесь древний Херсонес, где принял крещение святой князь Владимир… В Крыму – могилы русских солдат, мужеством которых Крым в 1783 году был взят под Российскую державу”[453]. События рифмовались: князь Владимир крестился в Крыму, а теперь президент Владимир вернул эту землю России. В октябре 1993-го русские националисты пытались штурмовать Останкинскую телебашню, чтобы транслировать оттуда свои идеи. Теперь же эти самые идеи публично озвучивал президент России, и не понадобилось ни единого выстрела, чтобы его речь передали по всем центральным каналам телевидения.
На самом деле мало кто из россиян знал о том, что князь Владимир крестился именно в Крыму. Для большинства этот полуостров ассоциировался не столько с духовным или даже историческим наследием, сколько с обычными радостями жизни. Крым, некогда называвшийся всесоюзной здравницей, был местом, где многие проводили летний отпуск, крутили курортные романы. В советские времена там находились правительственные дачи и множество государственных санаториев. Но чтобы придать аннексии легитимность, Путину понадобилось сделать акцент на связь с христианской мифологией. Истинное же символическое значение аннексии Крыма заключалось в том, что Путин возвращал России ощущение былой имперской славы, утолял фантомную боль от распада страны. Прежде националисты и коммунисты могли только мечтать об этом.
Однако красно-коричневая коалиция, сформировавшаяся в начале 1990-х, с тех пор сильно изменилась. Нина Андреева, написавшая некогда письмо “Не могу поступиться принципами”, живет сегодня в крохотной квартирке в новозастроенной части Петергофа, штудирует труды Ленина и “руководит” Центральным комитетом Всесоюзной коммунистической партии большевиков – партии, куда входит, кроме нее самой, небольшая горстка пенсионеров. Старый коммунист Виктор Анпилов, который в 1993-м вел толпу на штурм “Останкино”, ютился на окраине Москвы в затхлом подвале, среди портретов Сталина и старых советских флагов, и умер в 2018 году.
В 2013 году возникла новая коалиция, объединившая националистов и жуликов. Аннексия Крыма, осуществленная с поразительной быстротой и ловкостью, скрепила этот союз. Но даже Александр Невзоров, первый российский телевизионный “каскадер”, экспериментировавший в 1990-е с идеей русского фашизма, однако потом “разочаровавшийся” в ней, испытывал брезгливость. “Если бы Крым взяли у сильной, богатой, храброй страны, это была бы благородная и честная победа. Но он был взят у истекающей кровью, раненой, обездвиженной страны. Это называется мародерство”, – писал он[454]. Однако именно телевизионные технологии, которые сам Невзоров пускал в ход в конце 1980-х, и позволили России взять Крым без боя.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116