Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
Александра решила воспользоваться устроенным в их честь 9 декабря торжественным обедом, которые стали редкостью, и официально вывести Марию в свет. Они с Николаем по‑прежнему, хоть и любя, считали свою третью дочь пухлой и неуклюжей. Накануне вечером все девушки были заняты примеркой платьев, и, как рассказывала Татьяна, «Мария так располнела, что не влезала ни в одно из них»[1107]. Она давно уже спокойно относилась к поддразниваниям семьи, и нынешнее событие не стало исключением. «Мария выглядела очень мило в своем бледно‑голубом платье, в бриллиантах, которые родители дарили каждой из своих дочерей на шестнадцатилетие», — вспоминала Иза Буксгевден. Но, к сожалению, «бедная Мария поскользнулась в своих новых туфлях на высоких каблуках и упала при входе в обеденный зал на руки высокого великого князя». Услышав шум, император заметил в шутку: «Ну, конечно, это толстая Мари». После того как ее сестра «свалилась с грохотом», как вспоминала Татьяна, она сидела на полу и смеялась «почти до слез».
На самом деле весь обед прошел весьма забавно: «После обеда папа поскользнулся на паркете, {а} кто‑то из румын опрокинул чашку кофе»[1108]. Но все это добавило грусти и без того печальной Ольге, которая, по‑прежнему в мыслях о Мите, сделала запись в своем дневнике о двадцатичетырехлетии своего бывшего пациента. Валентине Чеботаревой показалось, что она была особенно печальной в последнее время. «Это из‑за ваших гостей?» — спросила она Ольгу. «О, сейчас этой угрозы нет, пока идет война», — ответила Ольга, намекая на невысказанное предположение о замужестве[1109].
Елизавета Нарышкина весьма надеялась, что помолвка между Ольгой и Каролем еще может состояться, поскольку он казался ей «очаровательным». Но Анна Вырубова заметила, что внимание принца Кароля на том обеде, его «юношеские мечты занимала Мари», несмотря на ее неловкость. Перед отъездом в Москву 26 января Кароль сделал ей официальное предложение. Николай лишь «добродушно посмеялся над этим предложением принца», сказав, что его семнадцатилетняя дочь «пока просто школьница, и не более»[1110]. Во время прощального завтрака Кароля с императорской семьей Елизавета Нарышкина заметила, что четыре сестры подчеркнуто держались от него на расстоянии, и только Николай прилагал усилия, чтобы поддержать разговор[1111]. Тайные надежды матери Кароля, Марии, ныне ставшей королевой Румынии, однако, возродились, когда в день своего отъезда из России они с мужем, королем Фердинандом, получили «шифрованные телеграммы из России». «Похоже, они все еще подумывают о браке Кароля с одной из дочерей Ники, — призналась она в своем дневнике; она была удивлена и исполнена благодарности. — Подумать только, и это сейчас, когда нашей бедной страны почти не существует, теперь, когда у нас не осталось даже собственного дома[1112]. Но в целом это лестно и можно считать хорошим знаком!» Единственной проблемой был сам Кароль: «Я совершенно не знаю, хочет ли он жениться»[1113].
Последними двумя частными посетителями Александровского дворца стали леди Сибил Грей, возглавлявшая англо‑русский госпиталь, и Дороти Сеймур. Пробыв в Петрограде с сентября 1916 года, Дороти была обрадована, получив официальное приглашение на встречу с царицей, и написала своей матери: «Будет ужасно досадно, если прежде чем я побываю у нее, начнется революция»[1114]. Когда они с леди Сибил сели в поезд на Царское Село, Дороти подумала, что все это, несмотря на трудные времена, «удивительная сказка»[1115]. На станции их встретили «великолепные придворные, лакеи, белые нетерпеливые кони, олицетворявшие великое государство, во дворце у дверей два восхитительных привратника с огромными оранжевыми и красными страусиными перьями на голове»[1116]. После ланча с Изой Буксгевден и Настенькой Гендриковой обеих посетительниц провели по «длинным залам и коридорам дворца в огромный банкетный зал» к двери, которую распахнул перед ними «огромный негр», и они увидели за ней Александру и Ольгу. Императрица, одетая в фиолетовый бархат и «огромные аметисты», показалась Дороти «весьма красивой» и «удивительно изящной». Но в ее «глазах, полных безнадежной тоски», был испуг. Ольга же в своей форме сестры милосердия показалась очень простой в сравнении с ней. «Чудесные глаза. Хорошая девушка, очень приятная и простая», — вспоминала Дороти. Они проговорили почти два часа, и по окончании разговора она была поражена духовностью и чувствительностью Ольги. Она была, «видимо, пацифисткой, и война с ее ужасами возмущала ее». Дороти уезжала с чувством грусти и неизбывным ощущением, что и комната, где они сидели, и сам дворец уже «полнились бедой»[1117].
* * *
Тень болезни неотступно следовала за императорской семьей всю зиму. Александра все еще страдала от болей в сердце и ногах, а у Алексея опять разболелась рука, затем воспалились гланды. Вскоре после визита Дороти Сеймур у все еще слабенькой Ольги сильно заболело ухо. Оба больных лежали в одной комнате, но 11 февраля, когда двое молодых кадетов, с которыми Алексей подружился в Ставке, приехали навестить его, их привели в эту комнату играть с ним. Ольга оставалась в комнате с ними, но Александра заметила, что один из мальчиков кашлял. На следующий день он слег с корью[1118]. 21 февраля Ольга и Алексей оба выглядели больными, но доктора заверили Николая, что это не корь, и он начал собираться обратно в Ставку. Ему не хотелось покидать Царское в это время, помня о возрастающей угрозе государственного переворота после убийства Распутина.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
