Столько труда, и все напрасно!
Дышать. Дышать. Финн ждет. А может быть, эта все-таки подойдет, несмотря на дырки? Луда, можно не сомневаться, сказал бы, что Финну, как страннику, живущему тем, что дадут люди, повезло получить такую вещь и что он должен быть благодарен и за это.
Она стиснула зубы. Если у нее есть выбор, она не допустит, чтобы Финн ушел отсюда в побитых молью обносках, выставив себя на посмешище перед Лудой. Элфрун вновь склонилась над сундуком и стала перебирать аккуратно сложенные одежды. Она так хорошо знала их все, что ей не нужен был свет. Темно-коричневая была слишком тяжелой, чтобы раненному в плечо человеку было в ней удобно. Синяя тоже не годилась – отец никогда не любил ее, и она видела, как он проводил пальцем по внутренней части ворота и жаловался, что шерсть очень жесткая и что она натирает ему шею. В ткань каждой из этих одежд были вплетены какие-то ее воспоминания, и ни одна из них не годилась.
Уже не думая о бережливом отношении к этим вещам, она теперь вытаскивала их одну за другой, но лишь затем, чтобы отвергнуть, бросить на пол и взять следующую. Она уже чувствовала, как на нее наползают грозовые тучи истерики; воспоминания кружились в голове, словно густой рой надоедливой мошкары.
Наконец Элфрун сделала глубокий вдох, села на корточки и, положив руки на колени, попыталась успокоить сердце, гулко и часто стучавшее в ее груди.
Возможно, ей следует послать кого-то в монастырь посмотреть, что оставил в своем сундуке Ингельд, хотя Абархильд никому не позволяла и пальцем прикоснуться к имуществу своего любимого сына, даже Атульфу, которому все это принадлежало по праву. Там было несколько действительно хороших вещей – намного лучших, чем все, что оставил после себя Радмер. Несмотря на все возражения бабушки, все это нужно будет перебрать – и лучше сделать это раньше, а не позже, судя по тому, в каком состоянии находятся вещи отца. Меньше года небрежения и вот… Она судорожно сглотнула, вспомнив праведный гнев Атульфа относительно поржавевшего меча, потрескавшейся и расслоившейся кожи доспехов, потускневших серебряных пряжек. Он был, конечно, прав, но она слишком была зла на него, чтобы согласиться с этим.
Потом нужно будет уложить все эти вещи обратно в сундук более или менее аккуратно. Но Финну туника нужна сейчас, а не через полдня. Наверное, все-таки серая сойдет. Если вытащить ее на свет и рассмотреть получше…
– Алврун!
– Что? – Он стоял прямо у нее за спиной.
– Ты слишком долго ищешь. И я подумал… все ли у тебя в порядке.
– Прости. Я… я тут думала про моль. – Она, не глядя, сунула ему тунику в руки.
Но, вместо того чтобы взять ее, он схватил Элфрун за запястье, и туника упала на пол.
– Алврун… я уже благодарил тебя? Благодарил должным образом? Я должен был умереть. Что я могу для тебя сделать?
Наступил трепетный момент. Элфрун почувствовала, как внутри у нее что-то неотвратимо набухает, словно какое-то громадное чудище поднимается из морских глубин и его темное лоснящееся тело блестит, показавшись наконец над поверхностью воды.
Она бросилась в его объятия и уткнулась лицом в его левое плечо, чувствуя через влажную ткань возродившееся тепло его тела. Как это было не похоже на мертвенный холод прошлой ночи! Она почувствовала у себя на затылке его ладонь, которая нежно гладила ее волосы.
Ох уж эти его секреты! У нее была к нему масса вопросов, которые требовали ответов. Она до сих пор понятия не имела, кем ему приходится Аули. Откуда взялась у него на спине эта паутина из шрамов? Что это за тайные встречи с какими-то купцами на ее землях? Но ни одна из этих навязчивых, словно слетевшиеся на сладкое осы, загадок в данный момент не имела никакого значения. Как будто кто-то неожиданно слил из ее жил всю кровь, заменив ее на разогретую на солнце медовуху. Подняв к нему свое лицо, она обняла его руками за талию и неожиданно поцеловала, крепко и неловко, прямо в губы.
Он опешил и покачнулся, но, восстановив равновесие, ответил на ее поцелуй. Элфрун чувствовала, как ноги ее подкашиваются, земля неотвратимо тянет вниз, и в конце концов они оба оказались на коленях на полу, среди разбросанных вещей ее отца, продолжая неистово целоваться, до синяков придавливая губы к зубам. Он положил ладонь здоровой руки ей на щеку и большим пальцем нежно провел по ней.
– Алврун…
Она попыталась крепче притянуть его к себе, уложить его рядом с собой, как это было там, в ясеневой роще, но он вдруг дернулся, отпрянул от нее и поморщился.
– Прости… мое плечо…
Сердце ее колотилось так бешено, что было трудно дышать; оно было похоже на какую-то дикую птицу, отчаянно бьющуюся на ветке, которую охотник обмазал птичьим клеем. Она чувствовала, что, если заговорит сейчас, чары рассеются и ее покинет безумная решимость, поэтому она просто коротко кивнула и попыталась перетащить его через себя на другой бок. Он застонал и уткнулся лицом ей в шею, и тут она вдруг пришла в ужас, подумав, что сделала ему очень больно.
– Что там?
– Алврун… Алврун…
– Что? – Теперь она по-настоящему испугалась.
– Не здесь. – Его хриплое дыхание будто застревало у него в горле. – Я… У меня болит плечо. Кости скрипят. Но дело не в этом. Сюда может войти твой очаровательный стюард. – Теперь, когда он сел, дыхание его начало выравниваться. Глаз его при таком тусклом освещении видно не было. Где-то у них над головами, на стропилах, попискивала и скреблась мышь или крыса. – Он может появиться в любой момент. И что тогда будет с твоим честным именем и твоей репутацией, Алврун? И чего будет стоить моя жизнь? Не для того же ты спасала меня прошлой ночью, чтобы посмотреть, как я болтаюсь на веревке.
Она небрежно пропустила весь тот жужжащий хор неприятных слов, прозвучавший после первых двух.
– Не здесь? Тогда где же?
Он вздохнул:
– Чего ты хочешь?
– Тебя. – Она и сама была потрясена такой прямотой.
– В качестве средства достижения цели? Но какой именно?
– Что? – Она замотала головой; ей хотелось не говорить, а лишь снова ощутить ту медово-сладкую энергию, которая переполняла ее несколько мгновений назад.
– С тобой что-то происходит. Ты чего-то боишься, так что же пугает тебя настолько сильно, что ты хочешь использовать меня, чтобы вдребезги разрушить свой мир?
– Это не так. Все, что ты сказал, неправда. – Она была ошеломлена его словами. – Я не использую тебя. Я мечтаю о тебе. – Она вдруг прижала пальцы к своим губам, потому что с них только что едва не сорвалось я люблю тебя.
– Тогда что правда? Сон, мечта… – Он покачал головой. – Ты все правильно сказала, Алврун. Я только сон, не более того. Вор в ночи. Человек из тени. Не я тебе нужен.
Напор горячей крови и желания начал спадать; она чувствовала, как волна страсти медленно, будто во время отлива, отступает, уходит в песок, и ее охватывает скорбное томление. Откуда-то появилась и злость, но она, так и не поняв, почему она злится и на кого, просто прогнала ее.
