Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
Имам замолчал, ушел в себя.
Я поблагодарил Хомейни за изложение им своих мыслей, отметив правильность его слов о необходимости учитывать такие факторы, как религиозность населения, национальные особенности. Это один из принципов нашей внешней политики.
Поскольку реакция Хомейни на мое сообщение не была жесткой, я рискнул выразить надежду на то, что и средства массовой информации Ирана, и проповедники в мечетях не будут разжигать страстей вокруг обсуждаемого сегодня вопроса с тем, чтобы отрицательно не повлиять на советско-иранские отношения.
У Хомейни мелькнула искорка в глазах.
– Могу я обратиться к вам с двумя просьбами? – спросил он вместо ответа. – На днях Совет Безопасности ООН будет рассматривать вопрос о применении санкций к Ирану в связи с захватом персонала американского посольства. Мне непонятно, почему американцы не хотят договориться с нами относительно освобождения наших средств в США. Будет ли Советский Союз поддерживать требование о применении санкций к Ирану? Даже если резолюция о санкциях не будет принята, мы знаем, что американцы собираются устроить блокаду всех иранских портов в Персидском заливе. Не мог ли бы в этом случае Иран воспользоваться возможностями транзита через Советский Союз в Европу?
Конечно, у меня конкретных указаний по этим вопросам не было, но и ответить Хомейни, что, дескать, передам его просьбы в Москву, было негоже. Если бы я так поступил, то создал бы впечатление, что мы относимся к Ирану с каким-то резервом, как любят говорить некоторые дипломаты, дистанцируемся. А этого в тот день, когда нужна была спокойная реакция Ирана на наш глубоко необдуманный шаг в отношении Афганистана, нельзя было позволить. Да и так было ясно, что в истории с американскими заложниками не все чисто и с американской стороны – нежелание иметь Иран в качестве равного партнера в переговорах об иранской собственности, хотя сам захват иранцами с благословения Хомейни персонала американского посольства был, конечно, вопиющим нарушением международного права. Что же касается иранского транзита через Советский Союз, то он уже давно традиционно осуществлялся и мы были в нем заинтересованы.
Поэтому я, не колеблясь, ответил Хомейни, что он может быть уверен, что антииранская резолюция о санкциях в Совете Безопасности не будет принята; что касается транзита через Советский Союз, то мы также готовы выполнить просьбу имама.
Я, конечно, не могу воспроизвести буквально всю беседу с Хомейни. Это воспоминания более чем десятилетней давности. Поэтому то, что описано, это впечатление от беседы, но точное, накрепко осевшее в памяти. Такие вещи не забываются.
Хомейни был явно удовлетворен беседой. Помня, что излишне долгий разговор оставляет плохое впечатление, мы поблагодарили имама и распрощались. Он остался стоять и даже высунул руку из-под своего одеяния, поднял ее, прощаясь, как бы благословляя нас.
Выйдя на улицу, мы столкнулись… с Готбзаде, смотревшим на нас неодобрительно и даже с какой-то завистью. Когда же он успел примчаться? На часах было всего 8 утра. Мы поздоровались, он предложил поискать место в канцелярии, где бы сесть и поговорить. Нас поразило, что служащие канцелярии с ним обращались весьма-таки пренебрежительно. Найти местечко удалось. Ничего не говорить о разговоре с Хомейни я, естественно, не мог: все же Готбзаде – министр иностранных дал (я тем более не знал, что через три года его расстреляют как американского агента) и портить отношения с ним ни к чему.
Я кратко рассказал Готбзаде, что информировал Хомейни о вводе сегодня в Афганистан ограниченного контингента советских войск, объяснил причины. О реакции Хомейни и его просьбах я нарочно умолчал. Готбзаде сделал вид, что мое сообщение его не удивило, сделал безразличный вид, мы распрощались…
Домой ехали уже солнечным утром. Обсуждали реакцию Хомейни, пришли к заключению, что она была мудрой. Подъезжая к Тегерану, включили иранское радио. Оно уже передавало сообщение о нашей беседе с Хомейни. Но что удивительно: наша информация имаму была изложена сверхкратко – сам факт о вводе войск в Афганистан, а затем уж сочиненный кем-то ответ, якобы данный нам Хомейни, – суровый, негативный, острый. Для нас было ясно: факт посещения и наша информация известны, о них Хомейни должен сообщить, а позицию имама надо изложить покрепче, постараться относительно резких формулировок, чтобы народ знал о твердости Хомейни. И, конечно, ни слова о просьбах Хомейни.
Резолюция в Совете Безопасности ООН о санкциях против Ирана не прошла, транзит через Советский Союз расширился, блокада Ирана была сорвана. Несмотря на первое резкое сообщение о нашей беседе, затем ни в печати, ни в выступлениях Хомейни и других политико-религиозных деятелей Советский Союз за ввод войск в Афганистан не подвергался острой критике в течение примерно трех месяцев. Шумели с негодованием Пакистан, США, Англия, другие страны, соседний нам Иран практически не реагировал. Имам сдержал свое слово. Дело есть дело.
Потом, увидев, что трех месяцев советским войскам, видимо, не хватило, чтобы «сделать свое дело и уйти», как он рекомендовал, Хомейни начал выступать с резкой критикой Советского Союза.
В заключение любопытная деталь: нам говорили, что после нашей беседы Хомейни созвал высшее руководство страны. Как он информировал о беседе – не известно, но нам говорили, что присутствовавший там Готбзаде внес предложение: захватить персонал советского посольства в Тегеране и держать заложниками до тех пор, пока Советский Союз не выведет свои войска из Афганистана. Имам отмахнулся: «Мы уже и так в ссоре с одной из великих держав, зачем быть в такой же ссоре с другой?»
Готбзаде свои намерения попытаться нанести ущерб советско-иранским отношениям все-таки осуществил. Был предпринят налет на посольство, учинен большой разгром, и если бы не вмешательство Хомейни, к которому пришлось срочно обратиться напрямую из осажденного посольства под звон разбиваемых окон и рев толпы, то дело могло бы кончиться плохо.
Но это уже совсем другая история.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
