Совсем не болит.
— Вы — гений. — Я сбросил ноги с кровати, и комната понеслась над головой, делая круг почета. — Господи…
— Вам нужно отдохнуть. И принять душ. Вы ужасно воняете.
Молчание.
— Два часа дня.
46
Гостиница «Хороший отдых» на Мартир-роуд была похожа на кубик Рубика, все стороны которого были одного и того же цвета — серого. Древний «вольво-истейт» Генри был единственной машиной на парковке, пока Элис не поставила рядом с ним «рено».
Она взглянула на безвкусный фасад с маленькими квадратными окнами. Со свинцово-серого неба падал снег.
— Все еще не отвечает?
Я возился с воротником одолженной рубахи. Вещи дяди Элис были слегка велики мне, но они, по крайней мере, не воняли кровью, потом и блевотиной.
— Давай, Генри, ответь на этот чертов звонок… — Телефон снова переключился на голосовую почту. Я дал отбой.
— Пойду за ним. — Она выскочила из машины, пар изо рта белесым плюмажем стоял у нее над головой.
Прошло пять минут, но ее все еще не было.
Выбрался наружу.
Мне потребовалось сделать шагов десять, прежде чем я привык к трости, которую выдала мне тетя Джен. Опираясь на полированную красного дерева ручку каждый раз, когда моя правая нога касалась земли, раскачиваясь из стороны в сторону, я поковылял к входу в гостиницу.
Анестезия действовала великолепно — я ничего не чувствовал.
Войдя в дверь, я подошел к стойке администратора. Потертый ковролин, блеклые обои, пыльные горшки с цветами и скучающего вида человек за столом.
Оторвав глаза от экземпляра «Дейли мейл», портье взглянул на меня:
— Вы номер бронировали?
Тысячу раз, твою мать!
— Генри Форрестер в каком номере остановился?
— Номер семнадцать, второй этаж. — Мистер Дейли мейл указал на двухстворчатую дверь. — Лифт не работает.
Великолепно, мать твою, опять ступеньки.
Пыхтя и отдуваясь, я поднялся на второй этаж, задержался на секунду, чтобы перевести дух, и похромал по темному коридору. Дверь в его дальнем конце была раскрыта настежь, на по-тертой коричневой краске выделялась медная цифра семнадцать. На ручке висела табличка «НЕ БЕСПОКОИТЬ».
Из номера доносились звуки телевизора — сопливый женский голос бубнил что-то о процентных ставках.
Вот черт, они еще и телевизор смотрят — как будто все время мира у них в запасе. Как будто мою маленькую девочку не должны убить в пять часов.
Вот дерьмо.
Похромал по коридору.
— Генри Форрестер, чертов сукин сын, тащи сюда свою ленивую пьяную задницу, немедленно…
В дверях появилась Элис — обнимает себя обеими руками, нижняя губа трясется, на кончике носа блестит капля.
— Эш…
Я остановился:
— Где он?
Она посмотрела на вытертый ковер:
— Его больше нет. — В тусклом свете блеснула слеза, капнула на носок красных кедов.
— Что ты имеешь в виду, он что… — Нет. Оттолкнув ее в сторону, прошел в комнату.
Шеба лежала на боку на кровати, совершенно неподвижно. Гари лежал рядом с ней, одетый в похоронный костюм, в кончиках пальцев пустая бутылка «Макаллана», на голове прозрачный пластиковый пакет в полосах конденсата на стенках.
Он был холодный, пульса не было. Старая собака была точно такой же.
Она мертва… Это не… Я не могу.
А я назвал его бесполезным старым пьяным ублюдком.
У меня за спиной шевельнулась Элис:
— Это было на тумбочке. — Протянула маленькую белую баночку от таблеток.
Флувоксамин. Антидепрессант, который он принимал в Шетлэнде.
Она шмыгнула носом. Откашлялась. Провела рукой по глазам. Вздохнула глубоко и надрывно:
— Он записку оставил.
Черт возьми… Она нашла в ванне свою мать с перерезанными запястьями. А теперь это.
Ах, Генри, глупый ты старый эгоистичный ублюдок.
— …и наши мысли и молитвы, сейчас вместе с их семьями. День рождения у обеих девочек сегодня, и мы вряд ли можем, вообразить, что сейчас чувствуют их родители.
— Вы полагаете, что Меган Тейлор и Кети Хендерсон уже мертвы?
— К сожалению, у нас нет конкретных свидетельств тому, что так называемый Мальчик-день-рождения убивает свои жертвы в день их…
Я выключил автомобильное радио:
— Ты в порядке?
Солнечный луч, прорвавшийся сквозь облака, заставил заблестеть мокрую дорогу. Улицы располагались аккуратно организованными рядами — старомодные домики, окна с переплетами, палисаднички. Вдоль тротуаров буки в металлических ограждениях.
Элис вытерла кулаком глаза, еще сильнее размазав черные тени:
— Я в порядке.
— Ничего, можно поплакать.
— Надо в полицию позвонить.
Сказал как можно мягче, положив руку ей на плечо:
— Генри может немного подождать, думаю, он возражать не будет. У нас осталось всего два часа с небольшим Он бы все понял.
Она шмыгнула носом, снова вытерла глаза:
— Конечно, да, что-то я сглупила, в смысле, ведь он же умер… А нам дело нужно доделать. — Зябко передернула плечами. Посмотрела сквозь ветровое стекло на дорогу: — А ты в этом уверен?
Дом помощника шефа полиции Драммонда стоял за живой изгородью из буков и невысокой гранитной стеной. Две стойки ворот по обеим сторонам гравийной подъездной дороги.
— Ты вот о чем подумай. Драммонд говорит, что ему нужна информация о семьях, чтобы он мог планировать работу. Но зачем распределять поиск по центральной базе данных полиции среди стольких людей? Почему не поручить все Веберу или кому-нибудь из детективов-инспекторов? Почему бы самому этой работой не заняться? Не хочет, чтобы кто-нибудь знал о том, чем он интересуется.
Открыл дверь.
Она положила мне руку на плечо:
— Эш, тебя ранили, ты принимал наркотики, крови много потерял, и… Генри. Может быть, не стоит думать обо всем так прямолинейно, и…
— У тебя что, еще какие-то подозреваемые в рукаве спрятаны? Драммонд — единственный в городе, кто подходит. — Я вышел из машины, захлопнул дверь и направился к дому.
