Вбежав в паб, Киран радостно сказал:
— Угадай, кого пригласили на ужин? — Снова этот американский говорок.
Он ездил на новенькой серебристой «ауди». Дом на берегу моря, выбеленный, в окружении розовых кустов, за темным кованым заборчиком. Тот самый дом, где росли братья. Давным-давно Киран продал его, чтобы спустя годы выкупить назад за миллион долларов с лишним.
— Можешь себе представить? — усмехался он. — Миллион с лишним.
Его жена Лара работала в саду, подрезала розы секатором. Добрая, хрупкая, мягкая, седые волосы забраны в пучок на затылке. У Лары глаза синее синего, капельки сентябрьского неба. Она стянула садовые перчатки. Цветные пятна на пальцах. Притянула Джеслин к себе, крепко обняла и не отпускала дольше, чем та ожидала. Лара и сама пахла красками.
Множество картин на стенах дома. Они вместе обошли их, с бокалом терпкого белого вина каждая.
Картины ей понравились: неожиданные, смелые виды Дублина, переведенные на язык линий, теней, цветных пятен. Лара опубликовала альбом своих работ, ей удалось продать несколько картин на выставке под открытым небом на Меррион-сквер, но, по ее собственным словам, за годы, проведенные в Дублине, она уже утратила свой типично американский подход.
В Ларе было нечто, шептавшее о красоте неудачи.
В итоге они устроились в саду за домом, на террасе, под белыми ребрами вытянувшихся в небе облаков. Киран рассуждал о дублинском рынке недвижимости; впрочем, у Джеслин создалось впечатление, что они говорили о скрытых убытках, а не о выгоде, — обо всем, что было походя утрачено за долгие годы.
После ужина все втроем вышли пройтись к берегу моря, мимо бастиона Мартелло и назад. Звезды над Дублином похожи на брызги белой краски. Прилив давно кончился. Необъятный песчаный пляж тянулся вдаль, в темноту.
— Англия в той стороне, — сказал вдруг Киран, по какой-то неведомой причине.
Он набросил на нее свой пиджак, а Лара взяла под локоть; они шагали рядом, зажав Джеслин между собой. Она осторожно высвободилась, а наутро пораньше отправилась назад в Лимерик. Лицо сестры светилось от радости. Джанис только что встретила мужчину своей мечты. Он служит уже третий срок подряд, восхищалась она, представь себе! И носит ботинки четырнадцатого размера — добавила она, подмигнув.
* * *
Два года назад сестру перевели в посольство в Багдаде. Она по-прежнему получает от нее открытки, время от времени. На одной — снимок женщины в парандже и надпись: Загар обеспечен.
* * *
По-зимнему яркий рассвет нового дня. Утром выясняется, что завтрак не входит в стоимость номера. Она не может сдержать улыбки. Четыреста двадцать пять долларов, завтрак не включен.
Поднявшись в номер, она забирает из ванной все куски мыла, лосьоны и обувную бархотку, тем не менее оставляет уборщице на чай.
Выходит на улицу, ищет, где бы выпить чашку кофе. Идет на север по Пятьдесят пятой улице.
Мир набит «Старбаксами» под завязку, и ни одного поблизости.
Она устраивается в буфете при гастрономе. Сливки в кофе. Бублик с маслом. Выйдя оттуда, кружным маршрутом доходит до квартиры Клэр, стоит под домом, задрав голову. Замечательно красивое здание, кирпичи и лепнина. Но еще слишком рано, решает она в итоге. Поворачивается и идет к подземке, дорожная сумка через плечо.
* * *
Энергетика Виллидж сразу захватывает ее. Пожарные лестницы как натянутые струны гитар. Солнце на кирпичных стенах. Цветочные горшки в высоких окнах.
На ней блуза с широким воротом и джинсы в обтяжку. Она чувствует легкость, будто сами улицы ободряют ее.
Мимо проходит мужчина в рубашке, из ворота которой выглядывает глазастая собачонка. Улыбаясь, она провожает их взглядом. Собачка взбирается хозяину на плечо, смотрит на нее большими, кроткими глазами. Она машет вслед, и собачонка снова прячется под рубашку.
Пино она находит в кофейне на Мерсер-стрит. Это оказывается не сложнее, чем ей представлялось, почему-то она была убеждена, что найти его в городе не составит труда. Она могла бы набрать номер его мобильного, но лучше поискать и найти его, в этом городе с миллионами жителей. Он сидит в одиночестве, склонившись над чашкой кофе и номером «Ла Репубблика».[177]Внезапно ее охватывает испуг: сейчас рядом с ним откуда ни возьмись появится женщина, он ждет кого-то, — но с этим страхом она быстро расправляется.
Берет чашку кофе и отодвигает свободный стул, присаживается за столик. Пино поднимает очки для чтения на лоб и смеется, откинувшись на спинку.
— Как ты меня нашла?
— Мой внутренний GPS. Как тебе здешний джаз?
— О, настоящий джаз. А твоя старая подруга, как она?
— Не уверена. Пока что.
— Пока?
— Я собираюсь повидаться с ней попозже. Скажи мне. Можно же тебе вопрос задать? Ну, просто, сам понимаешь. Ты сюда зачем? В этот город?
— Ты правда хочешь знать? — спрашивает Пино.
— Думаю, да. Наверное.
— Хорошо сидишь?
— Кажется, вполне.
— Я приехал купить шахматный набор.
— Что купить?
— Ручной работы. На Томпсон-стрит работает один мастер-резчик. Я приехал забрать свой заказ. Это у меня вроде мании. Вообще-то я покупаю шахматы для сына. Они из особого канадского дерева. А этот парень, он настоящий умелец…
— Ты прилетел сюда из Литтл-Рока, чтобы забрать шахматы?
— Пожалуй, просто хотелось выбраться куда-нибудь.
— Ну еще бы.
— А потом, в общем, я повезу их сыну во Франкфурт. Проведем вместе пару дней, повеселимся. Вернусь в Литтл-Рок — и снова за работу.
— Чем ты вообще дышишь?
Пино улыбается, допивает кофе. Ей уже ясно, что они проведут это утро вместе, прямо тут, в Виллидж, никуда не торопясь, потом ранний ланч, он потянется через стол и коснется ее шеи, она накроет его пальцы своими, они отправятся в его гостиничный номер, займутся любовью, распахнут шторы, будут рассказывать друг другу забавные истории, будут смеяться, она снова уснет, положив руку ему на грудь, поцелует на прощание, а потом, уже вернувшись домой в Арканзас, он позвонит ей на автоответчик, и она запишет номер телефона, положит на ночной столик, чтобы потом решить, стоит ли набрать его.
— Еще один вопрос?
— Милости прошу.
— Сколько фотографий девушек в твоем мобильном?
— Не так уж и много, — усмехается Пино. — А у тебя? Сколько парней?
— Миллионы, — говорит она.
— Вот как?
— Миллиарды, если вдуматься.
