Полукрича, полушепотом он сообщил:
— Армию Вифинии разгромили на море! Половину их кораблей сожгли! Большинство выживших вернулись в Халкедон!
Он опять хватал ртом воздух.
— Говорят, армия движется к ипподрому. Катафракты, — он опять хватанул воздух. — Говорят, их ведет шлюха Антонина. — Он хрипел. — И говорят — здесь Велисарий!
Смех Феодоры был весел, словно смех самого Сатаны. Адский смех.
— Вы все — мертвецы. Ну, убейте нас, предатели! Сделайте это, трусы! С той же уверенностью, что встает солнце, вы присоединитесь к нам до заката!
Все предатели в зале уставились на императрицу.
Иоанн из Каппадокии славился своими ухмылками. Но ухмылка Феодоры в сравнении с его была как клыки тигра в сравнении с резцами мелкого грызуна.
— Ну, трусы! Похвастайтесь Велисарию, что вы убили его императора и императрицу. Сделайте это! Расскажите верному человеку о вашем предательстве. Сделайте это! Скажите человеку чести, что вы убийцы. Сделайте это! — она опять ухмыльнулась. — После того как он насадит ваши головы на копья. После того как плоть сгниет на ваших черепах. Он смелет ваши кости в пыль. Он скормит их фракийским свиньям. А на ваших могилах размажет свиное дерьмо.
Она замолчала.
— Ну, трусы! Убейте нас, предатели!
Иоанн рявкнул, без слов выражая ярость.
— Держите их здесь! — приказал стражникам. — Пока я не вернусь!
Он широкими шагами вышел из зала, вслед за ним шел его букелларий. К тому времени, как Иоанн достиг двери, он почти бежал. В коридоре снаружи он в самом деле побежал. Но насмешка Феодоры следовала быстрее.
— Я буду ждать тебя в аду, Иоанн из Каппадокии! До того как тебя заберет Сатана, я выжгу тебе глаза своей мочой!
После того как Иоанн из Каппадокии ушел, Феодора опустила глаза на тело Юстиниана.
— Отпустите меня, — приказала она.
С колебаниями, но неизбежно — словно подчиняясь силе природы — стражники ослабили хватку. Они теперь стали предателями, но они слишком много лет находились на императорской службе, чтобы отказать этому голосу.
Императрица встала и спустилась с возвышения на пол. Склонилась и встала на колени рядом с Юстинианом. Император был все еще без сознания. Твердо, но осторожно Феодора обняла его. Откинула волосы с его изуродованного лица и уставилась на жуткие сморщенные раны, которые совсем недавно были глазами ее мужа.
Когда она заговорила, в голосе не осталось ни следа каких-либо эмоций. Он был просто холодным. Ледяным.
— В соседней комнате есть вино. Принесите его, предатели. Мне нужно обмыть раны.
На мгновение что-то, почти напоминающее юмор, появилось у нее в голосе. Холодный, холодный юмор.
— Я пришла с улиц Александрии. Неужели вы думаете, что я раньше не видела, как слепят человека? Неужели вы думаете, что я сломаюсь от смерти и пыток?
Юмор ушел, лед остался.
— Принесите вино. Сделайте это, трусы.
Двое стражников поспешили подчиниться приказу. На мгновение они столкнулись и мешали друг другу в дверном проеме, перед тем как решить, кто выйдет первым.
Минуту спустя один из стражников вернулся с двумя амфорами. Второй не вернулся.
Феодора смочила подол императорской мантии вином и осторожно начала промывать раны Юстиниана.
Человек, который принес вино, выскользнул из двери. Не прошло и минуты, как за ним последовал другой. Еще один. Затем двое.
Феодора не поднимала головы. Еще один ушел. Еще двое.
Когда в комнате осталось только четверо стражников, императрица, все еще не поднимая головы, прошептала:
— Вы все — мертвецы.
Адским шепотом.
Все четверо поспешили из зала. Их шаги в коридоре эхом отдавались в пустом зале. Вначале быстрые шаги. Очень скоро — бег.
Теперь Феодора подняла голову. Она уставилась на дверь, сквозь которую убежали предатели.
Адский взгляд. Адское шипение.
— Теперь вы все — мертвецы. Куда бы вы ни пошли, я вас найду. Где бы вы ни спрятались, я вас найду. Я прикажу вас ослепить. Самому неловкому мяснику в мире.
Она опустила голову, черными глазами уставилась на лицо мужа.
Медленно, очень медленно адский огонь затух. Через некоторое время первые слезы стали омывать лицо Юстиниана.
Этих слез было немного. Совсем немного. Они исчезли в вине, которым Феодора промывала раны мужа, словно они были такой же природы, как и вино. Тек непрерывный небольшой ручеек слез из самого маленького, самого твердого, самого постоянного сердца в мире.
Глава 27
Первая ракета привела толпу на ипподроме в благоговейный трепет. Удачно, что ракета пролетела практически ровно и взорвалась, пока находилась в поле зрения всей толпы. Из хвоста вырывалось пламя, потом она взорвалась в небе, как раз над незанятыми сиденьями с юго-западной стороны.
Бандиты из группировок заорали, выражая свое одобрение. Многие из них вскочили со своих мест и победно размахивали оружием.
Судя по открытым ртам расположившихся в императорской ложе Ипатия и Помпея, зрелище произвело впечатление и на них. Но наблюдавший сзади Нарсес обратил внимание на маленькие нюансы.
Открытый рот Ипатия сопровождался хмурым выражением лица. Вновь коронованный «император» — тиара красовалась на голове — был далеко не всем доволен. Рев одобряющей ракеты толпы казался значительно более полон энтузиазма, чем рев, с которым они приветствовали его «взошествие на престол» менее пяти минут назад.
Открытый рот его брата Помпея тоже сопровождался гримасой недовольства. Но в этом случае на лице отражалась задумчивость. Помпей уже планировал сбросить брата.
Нарсес фыркнул в дальней части ложи. Это, как он знал, тоже было частью заговора малва. Индусы намеревались сделать низвержение Юстиниана точкой, с которой начнется целый раунд гражданских войн, один претендент на трон станет бороться с другим. Годы гражданской войны — как в худшие дни после правления Антонина, за три столетия до этого — в то время, как малва расправляются с Персией без чьего-либо вмешательства и готовятся к последнему решающему удару по Риму.
Как и всегда, Нарсес подумал, что малва перехитрят сами себя. Они бы лучше придерживались первоначального плана — поддерживали бы амбиции Юстиниана покорить Запад. Это послужило бы их целям, без дополнительного риска вооруженного восстания.
Но Нарсес медленно и осторожно убедил их в обратном. У евнуха имелись свои амбиции, которые требовали убрать Юстиниана с пути. Он рисковал будущими планами малва ради собственного немедленного приобретения большей власти. Не будет гражданских войн. Нарсес положит им конец, быстро и безжалостно.
