В конце августа из батальона на заставу пришли две машины с танковыми снарядами. Уралы на горку подняться не смогли. Обычно поднимались. Хотя подъём действительно крутой и очень сложный. Водители машин новые, опыта маловато, вот и не смогли подняться. Пришлось выгружать снаряды внизу. У подножия Тотахана со стороны степи Татарангзар. Недалеко от пятитонной цистерны с соляркой, врытой в землю. Это наш ротный запас топлива. Для боевых машин пехоты.
Снаряды складываются штабелями. Командир взвода обеспечения забирает деревянные ящики из-под снарядов с собой. Это грабеж среди белого дня. Доски на заставе на вес золота. Все строительство, отделка бани, столовой и других помещений делаются из танковых или минометных ящиков. Но не менее они ценятся и у афганцев, в дуканах. Похоже, зампотыл решил немного подзаработать. Это очень грустно, но ничего не поделаешь. С зампотылом не поспоришь. Хотя он тоже не любит со мной торговаться. Знает, что если не уступит мне несколько ящиков, может вообще не получить ничего. Поэтому у меня получается все-таки их выпросить. В ящиках проще будет поднимать снаряды на заставу на БМП. Проще и безопаснее. Поднимать их силами бойцов практически нереально. Слишком высоко.
Да и то на двух БМП до позднего вечера мы смогли поднять всего снарядов семьдесят. Примерно столько же осталось на следующий день. Часового выставлять у снарядов я не стал. Снаряды ладно, а часового духи могут и выкрасть. Просто приказал усилить ночью наблюдение за этим склоном.
А утром, как всегда, пошел поискать что-нибудь себе на завтрак. Как все-таки здорово быть заменщиком! У тебя только одна проблема, отклеиться от матраца и что-нибудь такое вкусненькое съесть на завтрак. Ну, а после завтрака — поднять на заставу оставшиеся снаряды. Единственное плохо, что ноги меня почти не слушаются. Через каждые двадцать шагов приходится останавливаться и подолгу отдыхать. Вместо палки приходится гулять с минным щупом. Не очень удобная вещь для тех, у кого проблемы с ногами. Но другой у меня нет. Поэтому я пытаюсь внушить себе, что все-таки удобная. Если не для тех, у кого проблемы с ногами, так для этих. У кого проблемы с головой.
Особенно если эти гуляют в таком месте, где быстрее можно найти противопехотную мину, чем что-нибудь съедобное. Правда, кроме противопехотных мин на восточном склоне горы Тотахан поселилось еще и несколько куропаток. За ними-то я и охочусь. Внимательно посматривая себе под ноги. Куропатки так близко под ногами окажутся едва ли, они постоянно держат меня на расстоянии метров двадцати. Мины могут оказаться гораздо ближе.
Когда меня начинают посещать некоторые сомнения, я останавливаюсь. Достаю из полой трубки минный щуп и внимательно исследую место, показавшееся мне подозрительным. Найденные мины я не снимаю. Это слишком опасно. Просто отмечаю их сломанными веточками. Немного отдыхаю. И иду дальше.
Любой сапер подтвердит вам, что невозможно установить мину, не оставив при этом никаких следов. Следы остаются всегда. Либо следы самого сапера, либо следы мины. Если сапер не маньяк-одиночка, кто-то еще знает о том, что мина будет установлена. Даже если этот кто-то и не знает о месте и времени установки. Это уже след. Понятно, что можно тщательно замаскировать следы выхода на место установки мины. Унести с собою грунт, вынутый из того места, где мина будет установлена. Замаскировать мину и следы своего отхода. Сделать это днем могут далеко не многие. Ночью же, когда, как правило, обычно и устанавливаются мины, — практически никто.
Через пару дней осядет грунт над миной. Подвянет трава на срезанном дерне, которым укрыта мина. И появятся новые следы.
Но есть один совершенно уникальный сапер. Специалист экстра класса. Зовут его Время. Через неделю, другую его работы в небольшую ямку нанесет песка. Выпрямится и зазеленеет снова трава над миной. И не останется ничего ни от следов сапера, ни следов от самой мины. Вот тогда мина и станет по-настоящему опасной. Смертоносной.
Вокруг Тотахана мины устанавливались на протяжении восьми лет. Хорошими специалистами и не очень. Время стерло различия между ними. Все мины были теперь тщательно замаскированы. Некоторые из них можно было найти миноискателем, другие — минным щупом. Но разминировать не стал бы ни один даже самый хороший сапер. Все проржавело, истлело внутри этих высокотехнологичных игрушек за это время. Мины могли сработать в любой момент от малейшего сотрясения, от времени и просто так. От нечего делать.
Я не был хорошим сапером. Я и не собирался их разминировать. Себе дороже! Просто очень хотелось кушать. А из куропаток наш повар мог приготовить такой потрясающе вкусный суп!
Была еще одна причина. Прогулками на свежем воздухе я пытался перебороть тот страх, который овладел мною в последние дни. Говорят, что клин клином вышибают. Не знаю, мне это мало помогало. Зато давало возможность немного отвлечься. Хотя я и понимал, что в Афганистане больше всего погибало офицеров именно в начале своей службы, когда им так не хватало боевого опыта. И в конце службы, когда на место уверенности в своих силах приходила обычная самоуверенность. Но я заканчивал свою службу. Никакая самоуверенность меня и близко не посещала. Даже уверенность в своих силах была мне совсем не свойственна. Я просто трусил. Поэтому и лез в самое пекло, чтобы никто об этом не догадался. Возможно, именно это было истинной причиной гибели и других офицеров-заменщиков. Никто из них не хотел прослыть трусом. Даже в последние дни своей службы.
Со стороны все это выглядело довольно круто. Охотник с минным щупом и автоматом. В красных спортивных трусах (Красные трусы — для маскировки. Даже самая глупая куропатка знает, что ни один охотник не выйдет на тропу войны в красных трусах. Значит, я не охотник. А всего лишь маленькая красная тучка. Я — тучка, тучка, тучка. Я — вовсе не охотник!), в панаме и тапочках на босу ногу. Это было немного весело и совсем не страшно. Очень хотелось кушать. После двух лет на сухом пайке и консервах очень хотелось супчика из жирной и глупой куропатки. Я сделал маленькое открытие. Когда я был голоден, мне было совсем не страшно. Все мысли были только о еде.
Но жирные и глупые куропатки постоянно держали меня на удалении метров двадцати. И отлетали чуть дальше, стоило мне только пересечь какую-то невидимую, но возможно важную для птиц границу. Это начинало меня сердить. Глупые птицы! Были бы вы хоть немного умнее, летели бы в сторону нашего повара. Не мучили бы ни меня, ни себя. У птиц по этому поводу, возможно, были совсем другие мысли. Ведь летели они совершенно в другую сторону.
Поначалу я пытался охотиться на них со снайперской винтовкой. Мне почему-то казалось, что снайперская винтовка больше подходит для охоты, чем какой либо другой вид оружия. Я, как всегда, ошибался. У СВД слишком тяжелая пуля. Попадая в куропатку, она разрывала её на части. От птицы оставались только пух и перья. К великому своему сожалению, ни пух, ни перья я не ем. Для охоты на куропаток нужен был обычный дробовик. Да где ж его возьмешь в Афганистане! Крупнокалиберный пулемет, авиационную пушку — это сколько хочешь. А дробовиков, извиняйте, нету.
Методом проб и ошибок я пришел к единственно возможному способу охоты. Из автомата Калашникова. Достаточно было только попасть по касательной в голову куропатке, чтобы супчик превратился из сказочной мечты в объективную реальность. С двадцати метров это было совсем не сложно. По крайней мере, я так думал.
