этого больше, чем дышать.
— Рид. — Я задохнулась от его имени, произнесенных слов, его воображаемого присутствия. Это не могло быть реальностью. У нас не было надежды. И все же он намекал на обещания, счастливый случай и будущее, которого я так отчаянно жаждала, с такой убежденностью, что я могла только плакать. — Но мы обречены. Нам не суждено быть вместе.
— Почему?
— Потому что… Тара. Она никогда…
— Она дала мне свое благословение, Галлея.
Я вскинула голову, и в моей крови забурлила горячая лава надежды.
— Что? — Я уставилась на него в поисках лжи. Пытаясь найти подвох. — Этого не может быть.
— Но это так. Я здесь. Я здесь, потому что больше мне негде быть.
— Она никогда не одобрит. Никогда не смирится с этим. — Я покачала головой, сжимая в моих ладонях океанский ил. — Прошли годы.
— Годы помогают прояснить ситуацию, — сказал он мне. — Мы говорили. Мы плакали. Тара, возможно, никогда не смирится с этим полностью, но она понимает, что это реальность. Она не хочет быть вечным препятствием между нами. Она любит тебя. Мы оба любим тебя. И хотя это разная любовь, она из одного и того же источника. — Глубоко вздохнув, Рид встал. Он поднялся с покрытого песком берега и сделал шаг к воде, положив руку на сердце. — Оно идет отсюда.
Я подняла подбородок и, не отрываясь, смотрела, как он входит в воду. Дюйм за дюймом. Еще один барьер рушился между нами. Мелкий прилив целовал мыски его ботинок, когда он шел ко мне, пока океан не поглотил его ноги до щиколоток.
Мы оба. Вместе.
По одну сторону береговой линии.
Я не могла пошевелиться. Я была парализована, загипнотизирована. Завороженная его осторожным приближением, его телом, погружающимся все глубже в воду. А потом он сел прямо напротив меня, обхватив меня двумя длинными ногами.
Я прыгнула на него.
Вода плескалась вокруг нас, смешиваясь с моими слезами, когда я бросилась в его объятия, и он поймал меня, прежде чем мы опрокинулись назад и погрузились в воду, всего на мгновение. Но я уже тонула. Тонула от потрясения и такой чистой любви, что не могла дышать.
Он прижал меня к себе, обхватив обеими руками и осыпая поцелуями мои волосы.
Я отстранилась, чтобы обнять его щеки ладонями, затем запустила пальцы в мягкие каштаново-черные волосы. Его глаза блестели, тени исчезли навсегда.
— Ты здесь, чтобы спасти меня, — выдохнула я.
Теплые губы коснулись моих, и он прошептал:
— Может быть, это ты здесь, чтобы спасти меня. — Затем он поднял меня на ноги и закружил, его улыбка была такой, словно она была украшена редкими бриллиантами. — Потанцуй со мной.
Смех вырывался из меня, пока он кружил меня в воде.
Я прильнула к нему, вцепилась пальцами в его руки, не желая отпускать.
Больше никогда не нужно было отпускать.
Рид напевал припев песни «Wonderwall», зная, что между нами больше нет стен.
Нет преград.
Только открытое пространство нашего общего горизонта, окрашенное в цвета любви, за которую нам упорно пришлось бороться.
Мы танцевали.
Мы покачивались под луной, звездами, перед безграничными возможностями, вода омывала наши ноги, а мысли о заслуженном будущем наполняли нас.
Он держал меня.
И когда он снова притянул меня к своей груди, то тихо прошептал:
— Тебе нравится эта песня?
Слезы радости лились из моих глаз, когда я прижалась щекой к его груди и наслаждалась его сердцебиением, идеально совпадающим с драгоценной мелодией, звучащей у моего уха.
— Это моя любимая.
ЭПИЛОГ
Июнь 2005 года
Божья коровка влетела в парадную дверь нашего причудливого бунгало, и ее побелевшая от времени мордочка, прижалась к моему лицу для страстных поцелуев. В свои тринадцать лет она прекрасно себя чувствовала, и все еще была наполнена щенячьей энергией и безусловной любовью.
Было время, когда я думала, что больше никогда ее не увижу. Но в жизни все, чему суждено остаться, всегда возвращается к нам.
Я прижала ее к себе и поцеловала в нос, упиваясь воспоминаниями и нежностью детской присыпки.
— Мамочка! Тетя Тара здесь!
Когда Божья коровка рухнула ко мне на колени, в дверь вошла моя лучшая подруга с двумя огромными чемоданами, за ней следовала Уитни.
— Самая. Длинная. Поездка.
Я улыбнулась Таре, почесывая за ушами Божью коровку.
— Но оно того стоит?
— Зависит от того, что ты готовишь.
— Запеканку.
Ее глаза задумчиво прищурились.
— И вино?
— Да, пожалуйста, — вклинилась Уитни, стягивая куртку.
— Вино. Мексиканская запеканка. — Мои брови выгнулись. — И хлебный пудинг с виски на десерт.
Глаза Тары округлились.
— Господи. Продано. Тогда мы немедленно отправляемся к океану. Ты не сможешь меня остановить.
Я поднялась с пола и смахнула золотистую шерсть со своих легинсов, когда Рид вышел из кухни с хмурым выражением лица, одетый в свой обычный наряд — футболку и темные джинсы.
Но именно дополнительный предмет одежды, который был на нем, заставил Тару рассмеяться, прикрыв лицо рукой.
— Мило.
Тара сдержала свое обещание, данное несколько лет назад, и подарила Риду фартук.
Он был розовым.
Он был не в восторге от этого.
Но он доставал его из шкафа каждый раз, когда Тара приезжала в гости, а это случалось дважды в год. Летом и на Рождество.
Рид вздохнул и пожал плечами, а потом на его лице засияла улыбка.
— Привет, малышка. — Он взглянул на Уитни. — Уит.
Она приветливо улыбнулась.
Тара шагнула вперед, бросая чемоданы и принимая его теплые объятия.
— Рада тебя видеть, папа, — сказала она, прижимаясь к нему.
От этого зрелища у меня на глаза навернулись слезы.
Прошедшие годы были добры ко всем нам. Поначалу трудные, но тем не менее наполненные состраданием, исцелением и пониманием. Когда Рид собрал вещи в своей квартире и переехал на восточное побережье, чтобы быть со мной, я не представляла, как сложится наше будущее. Сохранит ли Тара свою обиду? Не вспыхнет ли она снова, окрасив нашу жизнь в черные и серые тона?
Эти первые несколько месяцев были наполнены тревогой и пугающими ожиданиями.
Но по прошествии времени, когда Тара продолжала общаться с нами дружелюбно, без напряжения и враждебности, наша жизнь начала обретать новый смысл. Новые перспективы.
Любовь побеждала, как неугасающее пламя.
Когда я отодвинула чемоданы в сторону, в холл с визгом и смехом вбежали наши приемные малыши.
— Привет, бабушка!
— Привет, тетя Тара!
Обе женщины наклонились, подхватывая на руки по ребенку.
Тара прижала нашу дочь к себе, их каштановые волосы соединились.
— Ты стала больше.
— Мне почти пять.
— Когда-то
