сдержалась.
— Тебе нельзя проходить через врата, — на удивление спокойным для такой рожи тоном сообщил он. — Я проведу тебя безопасным путем.
И я решила больше не донимать его вопросами. От греха, как говорится, подальше. Хотя спрашивать хотелось. К примеру, отчего этот мир словно бы давит на меня, и давит ли он на него? Для кого сделаны эти дороги, и отчего нам не встретилось ни одного путника? Отчего мне нельзя проходить через врата и что эти врата из себя представляют? Куда подевались местные звезды, и бывает ли здесь рассвет? Действительно ли туман пытается хватать меня за ноги, и как вообще здесь все устроено? Но по большей части мне действительно не стоило все это знать. Слишком рано. Ну, я надеялась на это.
Вблизи дворец выглядел еще внушительней и частично потерял свою иллюзорную ауру. Убегающие ввысь башни казалось достигали своими шпилями небес, и словно бы нависали над нами, стараясь подавить и заставить одуматься. Черная громада словно бы говорила «Вам здесь не место, убирайтесь!». Но Шеридан упрямо шел к цели.
Здесь не было защитных стен. Возможно, вообще никакой охраны. А зачем? Кто в мире мертвых мог бы посягнуть на сокровища этого места? Не думаю, что кто-то кроме элисидов вообще был способен сюда дойти (и тут вопрос о дорогах вставал особо остро). Мы пробрались внутрь посредством небольшой, незапертой дверцы и прежде, чем идти дальше, Шеридан сделал мне знак молчать, а потом еще добавил тихо:
— Говорить будешь тогда, когда я тебе разрешу. Если сожму твою ладонь сильнее, не двигайся.
Я покладисто кивнула, чувствуя, как стынет в жилах кровь от атмосферы этих сводов, и он потащил меня дальше, неизвестно как ориентируясь в сотнях переходов и коридоров. Казалось, будто это место — истинный лабиринт, из которого просто нет выхода, и мы вечно будем бродить здесь, теряясь в тенях, и так и не встретим здесь никого. В какой-то момент мне захотелось малодушно уточнить, а туда ли мы пришли, но я не была настолько глупа, чтобы открывать здесь рот — создавалось впечатление, что стоит мне издать здесь какой-то звук, кроме едва слышной поступи по каменному полу, и меня тут же… даже не знаю. Порвут на куски выпрыгнувшие прямо из стен твари? Говорить здесь казалось совершенным святотатством.
Когда я уже почти отчаялась, Шеридан остановился перед высокой двустворной дверью, сам себе кивнул и толкнул створки.
Наш путь завершился в громадном зале, расчерченном двумя рядами монолитных колон, которые будто бы были созданы не из камня, а из текучих потоков смолы, идеально ровно входящих в дыры в полу, оформленные как подножия для колонн нормальных, и все, что «выдавало» их текучесть — это дрожание отблесков от огня, разожженного в больших чашах у стен. Иначе, как «тронной» эту залу назвать было нельзя. Но трона здесь не было. Дальняя часть этого невероятного помещения была словно бы осиротевшей — там было абсолютно, девственно пусто. Только на полу виднелся странный узор — черное на черном, но все равно остающееся различимым, если не взглядом, то самой моей сутью.
И здесь, как и во всем этом мире не было никого. Ни живого, ни мертвого. Несмотря на это, Шеридан опустился на одно колено и склонил голову, сильным рывком за руку заставив меня повторить его позу. Мы стояли на коленях посреди пустого зала в пустом дворце, стоящем посреди пустого мира, и ничего, на первый взгляд, не происходило. Я думала о том, что у нас уже действительно мало времени и нервничала, что не могу с этим ничего сделать.
А потом на меня черным пологом опустился покой. Покой, от которого по всему моему телу рванули ледяные мурашки, волосы на голове зашевелились и захотелось вскочить и бежать отсюда без оглядки. Именно этот момент Шеридан избрал, чтобы сильнее сжать мою ладонь, подавая условный знак. И я замерла, даже боясь открыть снова глаза и понимая одну простую истину: безумец тот, кто стремится сюда из праздного желания жить вечно.
Глава 28
— Дитя мое, — прошелестел голос, которому не было описания и у которого словно не было источника, будто сами стены издавали этот звук. — Шеридан.
И то, как этот голос произнес имя моего спутника… Чуть протяжно, с родительской нежностью и при этом с жестокой насмешкой, словно говорившее существо любило его, но в то же время считало чем-то ничтожным, и даже не думало это скрывать. И при этом смогло вложить в это имя мелодичную певучесть, словно соткав его из ледяных ветров и дыма.
— Госпожа, — эхом откликнулся элисид, и я почувствовала, как рука, сжимающая мою ладонь, холодеет от его магии.
Под моей кожей тут же побежали иглистые потоки, которые были знакомы мне еще по реальности, но здесь они ощущались гораздо четче и… болезненней. Эта боль немного привела меня в себя, и пришлось стиснуть челюсти сильнее, чтобы не позволить себе даже зашипеть.
— Ты давно не посещал меня, — вздохнул голос, и вздох этот пронесся, кажется, по всему дворцу. — А теперь привел с собой еще живую, держишь ее за руку и защищаешь ее своей магией, словно это сможет меня остановить.
— Моя Госпожа, эта смертная…
— Пускай она говорит за себя. Пускай посмотрит на меня, и скажет мне, чего она хочет в чертогах смерти, — потребовал голос, источник которого вмиг буквально почувствовался прямо передо мной, и почти тут же моего опущенного подбородка коснулись холодные тонкие пальцы, побуждая меня поднять голову. — Скажи мне, — в неописуемом голосе зазвучали вкрадчивые интонации. — Ты хочешь жить вечно?
Мои веки задрожали от желания распахнуть глаза и посмотреть на ту, что говорила со мной. А губы сами приоткрылись, стремясь к ответу, но горло не издало ни звука, словно запрет Шеридана на разговоры без его согласия я не могла перешагнуть просто физически. Я задрожала, ощущая на себе взгляд вечности и могильный холод ее прикосновения. Желание сбежать отсюда без оглядки стало таким сильным, что, как смешно бы это не прозвучало, парализовало мое тело, лишив способности двигаться. Хотя может, дело было в окутывающей мою душу магии Шеридана?
— Скажи Ей, — наконец, разрешил элисид. — Поведай, зачем ты пришла сюда, встав на грань смерти.
