— единственного, наверное, человека, способного обуздывать особенно буйные порывы государя.
Лодки ожидали пассажиров, чтобы перевезти их на корабли. Но у Джоанны было личное поручение для Онфруа де Торона. Отведя молодого рыцаря в сторонку, она передала слова Изабеллы, что та слышала о сделанном Ги де Лузиньяном предложении перебраться на Кипр, и желает ему счастья в новой жизни.
— Спасибо, леди Джоанна, — промолвил де Торон, и королева в очередной раз поймала себя на мысли, что перед ней стоит один удивительно красивый мужчина с самой печальной улыбкой, какую ей когда-либо доводилось видеть.
Большинство слов прощаний было уже сказано. Андре и Ричард шутили так, будто им никогда не приходилось переживать опасностей, какие встретили их на Святой земле, и никто из слышащих их болтовню не подумал бы, что Ричарду предстоит вскоре отплыть домой к королевству, которое возможно уже лежит в руинах. Генрих галантно расцеловал дам, Джоанна едва не разрыдалась, потому как сомневалась, что увидится с родичем снова. Ричард стиснул сестру с такой силой, что та испугалась за ребра, потом поцеловал жену и пообещал встретить вместе с ними Рождество или, в худшем случае, Благовещение.
— Раз Филиппу хватило на дорогу домой четырех месяцев, я буду проклят, если не управлюсь за три, — с улыбкой заявил он и погрузил Беренгарию в шлюпку быстрее, чем та успела спросить, серьезно ли супруг рассчитывает на это.
Лодка закачалась на волнах, направляясь к ожидающему кораблю, и лицо Джоанны позеленело. Беренгария подсела ближе и взяла подругу за руку, одновременно не сводя глаз с берега. Небо было безоблачное, устойчивый ветер дул с юго-востока — иерусалимский ветер, определенно добрый знак. Но тут наваррки вздрогнула от ледяного предчувствия — от страха, таким будет ее последнее воспоминание о Ричарде: он стоит на причале Акры рядом с Генрихом, улыбается и машет ей на прощание.
Заглянув в собор Св. Креста, чтобы помолиться св. Михаилу, день которого отмечался, о благополучном плавании отбывшего флота, Ричард и Генрих вернулись во дворец в унылом настроении. Едва они спешились во внутреннем дворе, из дверей большого зала появился Балиан д’Ибелин.
— Генрих, я только что отправил за тобой гонца, — заявил он. — У Изабеллы начались схватки.
Граф охнул и, взбежав по ступенькам, ринулся мимо Балиана в зал. Последовав за ним более размеренным шагом, Ричард остановился рядом с пуленом.
— Я думал, роды ожидаются только в следующем месяце?
— Повитухи могли ошибиться. — Балиан пожал плечами. — Или ребенок решил появиться пораньше.
Ричард немного знал про родовую палату, но Генрих поделился с ним, что у Балиана и его жены-гречанки четверо детей.
— Изабелле и малышу угрожает опасность?
— Преждевременные роды больше угрожают ребенку, но опасность есть всегда, — тихо отозвался д’Ибелин. — Всегда. Мария рассчитывала поспеть в Акру к началу у Изабеллы схваток. Я чувствовал бы себя намного спокойнее, будь она здесь. Но хотеть не вредно. Пойдем-ка в дом, потому как мы можем понадобиться Генриху. День, похоже, будет долгий.
Мужчин в родильную палату не пускали, но никто не запрещал Генриху то и дело бегать наверх и спрашивать у повитух, как идут дела. Эмма выходила ему навстречу, сообщала уклончиво, что все идет как должно, затем снова исчезала в комнате, а графу оставалось спускаться снова в зал, расхаживать и мучиться. Ричард попытался развлечь его игрой в шахматы, но племянник слишком нервничал, чтобы сконцентрироваться надолго. Поднявшись из-за стола, Генрих снова направился к лестнице. Тут заглянул Балиан.
— Парень не может усидеть на месте, скачет, как блоха. Когда Мария рожала нашего первенца, я точно так же себя вел, — сказал он. — По счастью, все прошло легко. Можно присесть, милорд? У меня есть к тебе разговор.
Ричард, несколько насторожившись, указал на кресло. Со времени замужества Изабеллы Балиан выказывал королю всевозможную поддержку, но при жизни Конрада держался в стороне от крестового похода, и Ричард про это не забыл.
— Слушаю.
— Мне подумалось, тебе захочется узнать, что говорил про тебя епископ Бове.
Губы Ричарда скривились в невеселой усмешке.
— Я прекрасно представляю, какую ложь он распространял: что я в ответе за смерть Конрада, что я послал ассасинов во Францию с заданием убить Филиппа, что я вступил в сговор с Саладином и дьяволом с целью предать христианский мир сарацинам. Не удивлюсь, если Бове и меня самого объявил втайне исповедующим ислам.
— А знаешь, что он еще обвинил тебя в отравлении Гуго Бургундского?
— Господь милосердный! — Ричард удивленно покачал головой. — Как только они не догадались заклеймить меня в убийстве Томаса Бекета в Кентерберийском соборе?
— А также великом потопе и изгнании из рая, — сухо заметил Балиан, и оба обнаружили, что общий смех рассеял часть разделявшей их завесы отчуждения. — Но самое главное, французы говорят, что ты ничего не достиг, что твоя кампания оказалась провальной, поскольку тебе не удалось освободить Священный город. Осмелюсь заявить, найдутся те, кто в это поверит. Но только не в Утремере. Ко времени твоего приезда королевство Иерусалимское состояло из Тира да осадного лагеря под Акрой. Благодаря твоим усилиям оно протянулось по побережью от Тира до Яффы. У нас появилась возможность укрепить оборону, Саладин не контролирует больше Аскалон, а христианские паломники снова могут поклоняться Гробу Господню. Может статься, эти достижения не впечатлят ленивых французских бюргеров в Париже, зато они много значат для тех, кто зовет Утремер своей родиной.
Генрих и Андре не раз говорили Ричарду то же самое, но король поймал себя на мысли, что это утверждение куда убедительнее звучит из уст человека, не являвшегося ему другом.
Стоило разнестись вести, что Изабелла рожает, лорды-пулены начали стягиваться во дворец, и в большом зале повисла атмосфера напряженного ожидания. Генрих был слишком погружен в собственные переживания, чтобы это заметить, но Ричард заметил. Король знал, чего они боятся и о чем перешептываются — что станется с их государством, если ребенок родится мертвым, а мать тоже не выживет? Страх был вполне обоснованным, потому как родильная палата являлась для женщин местом столь же опасным, как поле боя для мужчин. Генрих же хоть и был мужем их королевы, богопомазанным правителем не являлся, поскольку коронован еще не был. Изабелла тоже, но она имела законное право на наследование трона, а вот граф — нет.
Беспокойство лордов оказалось заразительным, и после скромного ужина, оставшегося по большей части нетронутым, Ричард выскользнул из зала.
