Какая разница, где и вокруг кого расставлять ловушки. Не получится – вернемся в свое лоно.
– Так не годится, – прервал Федор. – Уж если браться за это, надо добиться результата, даже если пупки развяжутся. Подрывать собственную репутацию нельзя. В нашем бизнесе все держится на ней. Потерять себя можно в одночасье, а вернуть потом непросто. Признаюсь, я как у разбитого корыта. Пахать нам, а собирать урожай будет это дерьмо – Гришка. Ходить под Гришкой – не по мне! Знаю я его, как облупленного. Не только подставить может, но и бортануть в любой миг.
– А если нам просто на первых порах использовать его? – усмехнулся Дмитрий. – Коли к нам обратился, значит, сам организовать пробовал, но кишка тонка. А нам в этом раскладе что главное? Вынюхать его ходы и выходы в загранке, потом взять все под свой контроль и поминай, как звали. Он нам больше не нужен. Продолжим без него. Мы же мошенники. К своим рукам приберем все денежки, на которые он рассчитывает. Раз он сказал, что бабки немеряные, стало быть, так оно и есть. Что-что, а считать деньги Наркевич умеет. – Пекрасов откинулся к потертой спинке старенького дивана и рассмеялся.
– Ну-ну, – задумчиво произнес Зибиров, и стул под ним качнулся на расшатанных ножках.
Настроение у Кристины испортилось еще больше. Похоже, компаньоны выбрасывали ее за борт. Да и черт с ними. Все равно сама собиралась умыть руки из-за Октябрины.
Девушка грустно посмотрела на окно, через которое слепило солнце, и яркая полоса света медленно переползала по исшарканному полу с одной стены на другую. В комнате было душно, несмотря на то что форточка открыта. В полосе солнечных лучей девушка заметила седую пыль на ковре, висевшем на стене. Подумала, что пыль стара, как стар сам ковер, что ковер задыхается от этой пыли, как она задыхается теперь от своего прошлого, которое облепило ее клейкой грязью, и эта грязь давит непереносимо.
Зибиров обратил внимание на тоску в ее глазах и свел к переносице брови:
– Ты чего нос повесила? В таком деле ты тоже без работы не останешься. Теперь с нами везде, как нитка за иголкой. Уж если решим заварить такую кашу из топора, тебе не будет продыху. А пока еще помозгуем.
55
Павел Хавин во второй половине дня, как обычно, поехал в ресторан пообедать. Здесь он чувствовал себя комфортно, обстановка в спокойных тонах без вычурности, приглушенные мелодии и много света. Блюда приготовлялись вкусными, ему нравились. Он был частым клиентом, любил сидеть за определенным столом.
И теперь уселся за тот же стол. За другими столами посетителей немного. Легкий прохладный воздух из кондиционеров. Чуть слышная музыка. Он сделал заказ. Его обслужили.
Не успел приняться за еду, как в стеклянных дверях ресторана в солнечном ореоле возникла Ира и нерешительно направилась к его столу. Хавин, увидав девушку, немного опешил. Вспомнил последний звонок от нее, когда он своим молчанием давал понять, что она напрасно теряет время, что ничего между ними не может быть. И тем не менее, Павел снова видел ее перед собой. Как она узнала, что он тут? Выследила? Настырная.
Ему стало жаль эту хрупкую худенькую девочку, похожую на куколку, с детским обиженным лицом, но явно с упрямым характером. Она, чуть выше среднего роста, молча остановилась перед его столом и негромко произнесла:
– Здравствуйте, Павел Сергеевич. – Глаза, как у взрослой женщины, понимающие и глубокие.
Ну, зачем же она все это делает, ведь без лишних слов понятна бессмысленность ее стараний, подумал он. Впрочем, тут же рассудил, что понятно ему с его жизненным грузом, а ей, молоденькой, наивной и, скорее всего, романтичной натуре понимать это еще рано. Она вся как бы выткана из детской непосредственности. Хоть ей уже исполнилось восемнадцать лет.
Павел показал на стул напротив.
Девушка скромно села на краешек и положила руки на столешницу перед собой. Хавин посмотрел на ее тонкие пальчики, они были как у маленькой девочки, и спросил, что ей заказать. Ира отказалась. Он подозвал официанта и заказал девушке сок и мороженое. Она застенчиво улыбнулась. Была не такой, как прежде. Молчала и робко смотрела на Павла. Хавин ни о чем не спрашивал, не мог придумать, как сейчас с нею вести себя.
Когда принесли мороженое, Ира смущенно взяла ложечку и стала по чуть-чуть есть его, по-прежнему не отрывая глаз от Павла.
Прерывая неловкое молчание, он спросил:
– Что-нибудь произошло?
Она невесело пожала плечами:
– Вы все знаете, Павел Сергеевич.
Хавину тоже сделалось грустно оттого, что он вносил в душу девушки огорчения, но по-другому быть не могло. Во время телефонного разговора, если только это можно было назвать разговором, он не произнес ни одного слова, и Ира, как он теперь понимал, не восприняла того, что он желал донести до нее своим молчанием. Стало быть, сейчас придется ей об этом сказать словами, хоть она и выглядела потерянной. Однако не так давно у нее хватило характера решительно порвать с Александром, следовательно, должно хватить характера теперь выслушать его и понять, что у этой истории нет продолжения. Хавин отложил в сторону вилку.
– Зачем вы пришли, Ира? – Он всем своим видом показывал, что ей не стоило этого делать.
– Я не знаю, – тихо ответила девушка, – мне хотелось увидеть вас, – смотрела на него преданно, по-собачьи.
Такой ее взгляд бередил душу Хавина тревогой и болью, и тем не менее, он постарался быть неуступчивым:
– Забудьте обо мне, – сказал с той твердостью, какая могла восприниматься только как отказ.
– Я не могу, – прошептала Ира, и губы ее мелко задрожали, она отложила ложечку и отодвинула от себя мороженое.
Павел подумал, что никак нельзя допустить, чтобы Ира заплакала, потому что женские слезы всегда доставляли ему страдания. Положил свою ладонь на ее пальцы, ощущая, какие они тонкие и холодные. Девушка медленно стала успокаиваться, ее губы перестали вздрагивать. Слегка пошевелила пальчиками под его ладонью. А Хавин все тем же тоном, настоятельно выговорил:
– Вы сильная, я знаю, что вы очень сильная, вы все сможете.
Рука Иры дернулась, выскальзывая из-под ладони Павла, пальчики сжались в кулак, и в глазах метнулся испуг.
– Но я не хочу! – воскликнула она отчаянно, обращая на себя внимание посетителей ресторана. – Я не хочу этого! – Ее глаза расширились, и девушка глубоко задышала.
Хавин сделал паузу, а потом категорично произнес:
– Так должно быть! – Глубоко в душе он понимал, что слова, которые он произнесет дальше, будут для нее болезненны, но без
