Книга Бронзовая Жница - Ирина Орлова

— Придворный дурак здесь один вы, — с лёгкостью сказал ему Дурик.

— Отрежьте ему язык перед казнью, чтобы приятнее умиралось, — распорядился Вранг.

Однако и тут ему попытались помешать.

— Папенька, это же всего лишь местный комедиант, — неловко вмешался Вранальг. — Он мог многое слышать при дворе, и вместо того, чтобы с ним так…

— О да, послушайте мальчика, послушайте! — просияли чёрные мышиные глаза Дурика. — Настанет день, и голос его будет единственным голосом разума — лучше послушайте сейчас.

Тогда Вранг рассвирепел, ударил сына тростью и рявкнул:

— Убирайся к себе, щенок! А вы — чего стоите? Я же велел увести этого кривляку и отрезать ему язык!

На этом закончилась история законотворчества Дурика. Однако гвардия недооценила шута. По слухам, в сопровождение субтильному паяцу выдали всего одного конвоира; когда тот вёл его по улице к тюрьме, Дурик спросил у него:

— Солдат, ответь осуждённому: видят ли человеческие глаза прямо то, что между ними находится — начало носа?

Солдат свёл глаза, а шут возьми и воткни ему кинжал между них, что выхватил из сапога. И бежал через курятник. Как его упустили — так и осталось загадкой. Но при дворе шептались, что помогла ему нечистая сила.

Четвёртым пунктом были регулярные армии маргота. Их Вранг прибрал к рукам. Он установил своих рыцарей главами подразделений в мечах Мора, а лучших из чёрной гвардии Морая — Перстов Мора — тоже всех отправил на эшафот.

Казалось бы, город должен был опустеть. Но жизнь продолжалась, и прибывший ко двору нобель Куолли занял должность городского канцлера.

— Я всегда поддерживал вас и Мальтару, маргот, — поклонившись, изрёк нобель. Ему приближался пятый десяток, но он был полон сил: темноволосый, с аккуратно стриженной бородой и зоркими глазами.

«Мальтара наворотила дел», — подумал Вранг. Отрезанная рука саднила, призрачной болью и попытками шевельнуться доводя его до безумия. И всё же он силился мыслить здраво. — «Однако у неё могучие союзники. Пока она прячется, словно сточная крыса, где-нибудь в окрестностях Арракиса, союзники эти перейдут ко мне».

Нобель располагал связями со всеми противниками Морая — бандитами и контрабандистами — и Вранг позволил ему закрепиться в городе, чтобы вернуть своё прежнее влияние.

Новый маргот собирался править в рамках закона. Но там, где закон не мог отследить теневой сбыт, лежали большие прибыли — это знал всякий лорд. И брезговать этим не стал бы.

Вместе с Куолли в Брезе торговля возобновилась буквально два дня спустя после казни. Вновь открылись лавки. Зашумели зазывалы, крича: «Лучшее из Маята, никаких наказаний за покупку от Куолли!» И улицы наполнились гружёными воловьими подводами.

Вранг много лет готовился к началу своего правления. У него была задуманная стратегия. Для виду он во всём соглашался с Иерархом Сафаром; а тот, в свою очередь, был его главным защитником в период нестабильности, когда альтарская знать выказывала недовольство. Так Вранг перед ним играл святошу, перед новыми подданными — деспота, а перед самим собой — нового Морая.

Одно их отличало: отношение к драконам. Вранг не собирался перечить законам Конгломерата, идя против церкви ради огненных зверей. Но про красно-зелёного дракона он не забыл.

«Кто будет знать, что держит Мвеная в Долине Смерти — его на то желание или же тайные подачки?» — здраво рассудил он. И потому втайне отослал сэра Миссара в долину — искать, где гнездуется крылатый хищник.

Казна, которую сколотил Морай на работорговле, контрабанде и грабежах, стала настоящим спасением для Альтары. Деньги пошли на строительство, армию и налаживание торговых путей.

Впрочем, пришлось сразу же заложить немалую часть средств в постройку нового триконха и обеспечение жречества жалованьем и компенсациями. К счастью, Иерарх Сафар согласился, что подобного достойны лишь ааниты — кои проливали за Брезу свою кровь — а прочим, схаалитам и разгалитам, так и полагается оставаться странствующими нищими. В парадигме их богов — или просто потому, что ни Сафару, ни Врангу не было выгодно обеспечивать всех.

Вранг вертелся, как уж, меж собственными интересами, интересами новой знати и Иерарха; но у него получалось. Ланита помогала ему во всём.

Одно омрачало его — её чрезвычайное усердие. Она будто чувствовала, что должна бросить всю себя на дела супруга.

Иначе супруг мог перестать закрывать глаза на некоторые её проступки.

«Я потерял брата, и мне больше нечего страшиться» — потирая лоб левой рукой, думал Вранг. — «Она потеряла брата — и страх для неё теперь только начинается. Больше никто не будет защищать её».

От одной этой мысли странная усмешка возникала на лице, и линия рта косила влево.

На третий вечер после казни он сидел за столом, заваленным письмами, и при дрожащем свете свеч пытался выписать хоть пару ответов на запросы и послания.

Его хватило ненадолго. В конце концов он скривил лицо и отшвырнул перо. Правая рука была у него ведущей; теперь он остался с левой, и ему приходилось учиться писать заново.

Он и так ненавидел уроки чистописания, а теперь ещё и это!

«Я буду твоей десницей», — всегда заверяла его Ланита. Но сейчас ему не хотелось видеть её.

Он был у себя дома, в Покое, на вотчине своего рода. Законным главой семьи Тарцевалей. Но как он мог ощутить себя в полной власти? Сколько ни казни сторонников Морая, он не был толком способен сам поставить печать и подпись.

«Я жалок», — понял Вранг. В отличие от брата, он умел это признавать.

Хотя был ли Морай жалким хоть когда-нибудь? Даже поколоченный, брошенный в грязь садистским дуэтом Морлея и Мааля, Мор казался величественным. Драконом, затыканным грязными вилами крестьян.

Мог ли Морай оказаться в такой ситуации? Чтобы жена, которой он не сумел зачать ребёнка, сама писала за него письма в столицу. Чтобы доахаром его служил человек, который, вероятно, стал отцом его сына. Чтобы в городе вместо него орудовали паладины Воинства Веры, и новодельные нобели и гильдейские представители уже начинали дёргать за ниточки, направляя его на путь, который им выгоден…

Вранг скривился и смял письмо.

«У меня нет такого авторитета, обо мне не слагают песни и ко мне не стекаются жаждущие славы мечи со всего Дората. Моя показательная жестокость к сторонникам Морая не слишком помогла мне укрепиться. Но никто не умеет жить в тени так, как я. И из тени наблюдать, когда настанет мой момент встать в полный