Алик хохотнул, и Свешников, угадывая его реплику, сухо продолжил:
— Что же до моего неуспеха… Конечно, стыдно признаваться в собственной неспособности, только ведь известен пример, который что-то оправдывает: Набоков, прожив в Берлине пятнадцать лет, язык так и не освоил.
— У тебя свои знакомые, у меня — свои.
— С этим не поспоришь. Не печалюсь же я от незнакомства с каким-нибудь Микулой.
— Как ты сказал? С Микулой!
— Почему бы и нет? Хоть с кем. — Дмитрий Алексеевич, только что нервничавший из-за неизбежности ссоры, теперь откровенно забавлялся: — Мне достаточно своего круга, — пояснил он.
— Отчего же — с Микулой?
— К слову пришлось.
— Нет, почему ты так сказал? И, стой, эта наша внеплановая встреча — к чему она вообще? Или ты уже всё… оформил?
— Что тут оформлять? Ты и сам справишься, я тут ни при чём. Ты всё-таки и зарабатываешь что-то, и плату за квартиру, от жильцов, нам пока не отдаёшь. Неужели тебе не набрать… — и Дмитрий Алексеевич назвал известную ему сумму.
— Нет, что ты, намного больше, — побледнев, возразил Алик. — Ещё минимум два нуля!
— Ну, это от лукавого. Видишь ли, я знаю многое — у тебя только что был случай это заметить. И если угодно, вот второй случай: каки обещал, напоминаю о розыгрыше.
— Какой розыгрыш? Дело серьёзное.
— Куда уж серьёзнее, только я им больше не занимаюсь. Ради того, чтобы известить тебя об этом, я и назначил встречу. По телефону радостное известие прозвучало бы неопределённо, а здесь я могу сказать твёрдо: ничем не могу тебе помочь. Очень жаль…
— Жаль, жаль! Ты обещал мне деньги! — вскричал Алик, ударив кулаком по столу.
На них с интересом оглянулись.
— Положим, твёрдо я ничего не обещал, только хотел помочь, а потом вдруг увидел, что помогать, собственно, не в чем. Ты — не в беде, так что играй дальше без меня.
— Издевательство какое-то! — взорвался Алик, отодвигая свой стул.
— Что ты встаёшь? — удержал Свешников юношу, глянув на часы. — Посиди, нам ещё не всё принесли. Хотя мы и так не засидимся: слишком долго я тебя прождал.
Алик медленно опустился на место.
— Что же, согласимся, что розыгрыш не удался? Видно, автора подвели чувства юмора и меры, — сухо проговорил Свешников. — Честно говоря, я собирался начать помягче, да уж так речь повернула… Итак, посмотрим, что мы имеем: счётчик ничего не считает и не начинал считать, проценты не растут, дамы не просят алиментов и так далее. Задача у меня была — сделать, чтобы ты не волновался, так вот, я своего добился: ты можешь спать спокойно, счётчик ради таких копеек, какие ты проиграл, не включают.
— Копеек?!
— О, ты всё ещё помнишь о пропавших двух нулях? Забудь, их не было. И давай не будем уточнять, как они возникли: поверь, мы оба знаем это, пожалуй, одинаково хорошо. Или даже: я знаю больше. Откуда? Не стоит удивляться: я старый москвич — представить только, я прожил здесь шестьдесят лет — и могу знать всё и обо всех. Не так ли? Или — многое о многих, и знаю, чего и от кого из этих многих ожидать. Правда, сейчас я просчитался, не думал, что ваша операция подготовлена так небрежно.
— Какая операция? Никакой операции…
— Извини — розыгрыш. Тем более что я через неделю уезжаю, и хорошо, что мы с тобой больше не связаны расчётами.
До его отъезда оставалось меньше двух суток.
— Как же не связаны, если у меня вымогают дикие деньги? Меня могут убить!
— Извини, я повторяюсь, но разве ты не понял, что я знаю истинную сумму? Вовсе не дикую, но и не такую, чтобы мне сию секунду вытащить из кармана наличные. Да и с какой стати — мне? Решение может быть только одно: проиграл — выкручивайся, только не лги. Вопрос, мне кажется, закрыт…
— Я рассчитывал на эти деньги.
— Я тоже.
Алик не улыбнулся.
— Я думал, ты как-то всё устроил, — проговорил он нерешительно, словно ещё на что-то надеясь.
— Вот как интересно всё обернулось: никто с тебя ничего особенного не требовал, зато меня и в самом деле, достань я эти деньги, могли бы поставить, как ты выражаешься, «на счётчик», уже другие, мои кредиторы, и тебе хорошо было известно — просчитано, что я никогда не сумел бы расплатиться. Просто замечательно, что ты смел рассчитывать на такой исход. Но теперь… теперь планы придётся пересмотреть.
— Так ты всё-таки отдашь мне деньги?
— Дашь или отдашь… Ты ещё спрашиваешь? За материальной помощью тебе логичнее было бы обратиться к матери… Но постой, что это?
В дверях кафе, пропуская выходящую парочку, замешкался Бунчик.
— Какими судьбами? — удивился Дмитрий Алексеевич, вставая ему навстречу и невольно припоминая череду совпадений, случившихся в последние дни.
— Проходил мимо и увидел тебя в окно. У меня машина тут за углом, у аптеки. Если ты выйдешь скоро, могу подвезти.
— Собственно, мы как раз думаем, не закончить ли. Но коли уж ты приехал, то нам просто так разминуться нельзя: садись, присоединяйся, и — продолжим.
— Я — за рулём.
— Мы так ничего и не решим? — вырвалось у Алика. — Условились же — наедине…
— Извини. Таков уж случай… Да ведь и решили уже… До сих пор у меня не было нужной информации, одни подозрения да дедукция, но лишь обнаружились факты, как всё встало с головы на ноги — для меня изменилось будто бы к лучшему. Тебе же ни доигрывать эту партию, ни начинать новую вовсе нет смысла, тут — верный мат. Это — во-первых. А во-вторых, мы с Бун… с Павлом знакомы больше полувека — какие могут быть от него секреты? Он ещё и дельным советом поможет.
— Уже помог, как я вижу, — огрызнулся Алик.
Глава четырнадцатая
— Смешно, конечно, а только будь моя воля, я вернулась бы прямо сейчас, — проговорила Ирма, неожиданно громко. — От всех пересадок у меня рябь в голове.
— Воля, положим, как раз твоя, — напомнила Мария. — А что до ряби, то обратный путь будет не лучше.
Они стояли в начале перрона большого вокзала, вглядываясь в лица прохожих: Мария — бесполезно, оттого что не знала, кого искать; какой-то портрет, конечно, сам собою составился в её воображении, но она могла бы придумать ещё тысячи столь же неверных.
— Не должна я была бы сюда мчаться, — не унималась Ирма. — Не я должна бы… Сидела б у себя на койке да ждала, ждала… Не девичье это дело…
— У мужней жены дела, видимо, другие. У тебя же вышло прямо по Алексею Толстому: если Гора не идёт к Агриппине, то Агриппина идёт к Горе.
«Какая уж тут может быть гора? — немедленно возразила Мария самой себе, продолжая высматривать в толпе тощего очкарика в ковбойке; отчего-то важно было увидеть его первой. — И какая глупость, что я тут стою». Теперь вся их совместная поездка казалась ей нелепой: Ирма — не школьница же — могла прекрасно справиться и без суфлёра и провожатой, да и ехала бы, скорее всего, не одна, нашёлся же им сегодня попутчик: едва женщины отошли от билетной кассы, как незнакомый юноша с лёгким рюкзаком, наверняка слышавший их переговоры с кассиром, поинтересовался, не в Кёльн ли они едут, и, получив ответ, что — да и что их всего двое, попросился в компанию; Марии пришлось объяснить свой спутнице, что мальчик просто хочет войти в долю, что здесь так принято.
