— Ты совсем не беспокоишься об Анетте, Спайсер?
— Не беспокоюсь об Анетте? С таким же успехом я мог бы беспокоиться о рыбе-пиранье. Она выкинула ребенка и бровью не повела. Выкинула мертвого, конечно, это входило в ее планы.
— Гильда разговаривает с Анеттой по телефону. По ее словам, у Анетты не все в порядке.
— Не позволяй ей водить себя за нос, — сказал Спайсер. — У нее хватило наглости позвонить мне на днях и якобы в слезах просить, чтобы я взял ее обратно. Я не поверил ни единому слову. Это Гильда ее подучила, я сразу догадался.
— Спайсер, мне кажется, ты не в своем уме.
— В самом что ни на есть своем, старик, — отозвался Спайсер с подоконника. — Они одного поля ягоды, Анетта и Гильда. Чудовищный заговор женщин. Послушай моего совета, Стив, избавься от Гильды при первой же возможности. Теперь она повесила тебе на шею ребеночка. Да я мог бы тебе порассказать кое-что про Гильду, то-то бы ты удивился.
— Да, я думаю, ты мог бы, Спайсер. Но перейдем к более практическим вопросам. Ты действительно продаешь этот дом?
— Тебе что, Анетта поручила шпионить? В чем дело? Я человек не меркантильный. В деньгах не заинтересован. Дом я не продаю, а отдаю по дарственной, чтобы судебные исполнители не успели наложить на него грязные лапы.
— Кому же ты его отдаешь, Спайсер? Не Анетте, конечно?
— Ты смеешься? Отдать дом женщине, которая выжила из него мою несчастную жену, моего сына Джейсона сделала фактическим сиротой, а потом еще подвергла сексуальным домогательствам? С какой стати я буду отдавать ей мой дом? Нет, я передаю его одной чете, которой всецело доверяю. Здесь по соседству таких не много найдется.
— Тут он захлопнул окно, — рассказывал Стив Гильде, — а когда отходил, халат на нем распахнулся, и я могу поклясться, у него была колоссальная эрекция.
— Не говори этого, пожалуйста, а то у меня молоко пропадет. А Марион тоже там была с ним?
— Понятия не имею. По-моему, он возбуждается просто от того, что оскорбляет Анетту.
— Может быть, это проявление его любви? — предположила Гильда. — И когда у них пройдет сумасшествие, или что там с ними случилось, снова окажется, что он ее любит? Ведь он, конечно, сейчас не в своем уме, правда?
— Пишем: подлость, читай: сумасшествие, и обратно, — пожал плечами Стив. — Не знаю.
— Жизнь становится менее невыносимой, если часть людей отнести к разряду сумасшедших, — сказала Гильда, — то есть исключить из числа порядочных, нормальных и хороших. Тогда можно не мучиться мыслями о своем возможном сходстве с ними. Просто ты в здравом уме, а они помешанные, и все.
Супруги помолчали.
— А может быть, Спайсер прав насчет Анетты? — проговорил Стив по прошествии некоторого времени. — Может быть, он больше заслуживает сочувствия, чем она?
— Не думаю, — ответила Гильда. В соседней комнате заплакал ребенок. Стив принес его, Гильда расстегнула блузку, и, пока кормила, они сидели рядышком, бок о бок, словно отгородившись от внешнего мира.
— Здравствуй, Гильда.
— Анетта, ты дала мне неверный телефон. Я пыталась позвонить, но он не отвечает.
— Какой номер ты набирала?
— 0886 435281.
— Ты, должно быть, не расслышала. Я сказала 0846. Поправила теперь?
— Да.
— Если захочешь, проверь, когда я положу трубку.
— Я не доверяю тебе. Ты лучше дай свой адрес, чтобы мы со Стивом могли приехать и увезти тебя оттуда.
— Это мне пока еще не под силу. Да и куда мне возвращаться? У меня больше нет дома, Спайсер его отнял.
— Можешь пожить у нас. А можешь просто приехать и сказать: «Привет, Спайсер, я вернулась домой. Если кому-то надо отсюда убираться, убирайся ты». Или так: «Привет, Спайсер, почему бы нам снова не зажить одним домом?»
— Мне кажется, я не смогла бы, Гильда. Если мужчина тебя отверг, тебя тянет оставаться в канаве, дом — это не для тебя. Кроме того, там Марион. И у меня нет законных прав.
— По-моему, тебе все-таки следует вернуться, Анетта. Спайсер как будто бы собирается дом подарить.
— Ну конечно! Супругам-психотерапевтам, чтобы меня еще больше уязвить.
— Кажется, да, Анетта. Одной чете, которой он всецело доверяет, так он сказал. В крайнем случае ты должна хотя бы забрать оттуда свои вещи.
— Но там моего почти ничего нет, только кое-какая одежда. Я потеряла килограммов десять, и она теперь на мне будет выглядеть диковато. Автомобиль, стереосистему и всякие такие вещи покупал Спайсер; мои заработки шли на отдых, пищу и туалетную бумагу, и еще я всегда платила за бензин. Так что за все эти годы я не накопила ничего, даже имущества. Не могу больше об этом говорить, Гильда, у меня опять начинает болеть шея.
— А что у тебя с шеей?
— Я порезалась о железку, когда свалилась в канаву.
— Опять эта канава. Как ты в нее попала?
— Это не просто обыкновенная канава, а что-то вроде черной дыры, Гильда. Края скользкие. Внутри всюду жидкая грязь и кровь. Я всегда знала, что должен где-то быть провал, но в мыслях я его переосмыслила как «Провал», ну, знаешь, так называется сеть галантерейных магазинов, там все такое добротное, аккуратно разложено, все чисто, все занесено в прейскуранты и одинаково по всему миру, где бы ты ни очутился, совсем непохоже на настоящий провал.
— О чем ты говоришь, Анетта?
— Ты думаешь, Спайсер встречается с Марион, Гильда?
— Думаю, что да.
— Она спит в моей постели, раскладывает свои мерзкие карты таро на моем обеденном столе, стряпает на моей плите, пользуется моим мылом и кладет ладонь Спайсеру между ног; она такая безмозглая, Гильда, почему он предпочитает ее мне?
— Именно поэтому, наверно, Анетта. Потому что она безмозглая. Или хочет отомстить Эрни Громбеку. Представления не имею. Забудь это, забудь его. Или возвратись домой.
— Он забыл меня. Ему препарировали мозги. И Марксы — то ли комики-братья Граучо и Харпо, то ли Ленины и Сталины, или вот теперь психотерапевты, какая разница? — завладеют нашим домом, откроют в нем приемный кабинет, и все идиоты и психопаты мира будут всходить на мое крыльцо, звонить в мой звонок, раздеваться нагишом и скакать по моим комнатам, и пальцы Германа будут щупать тысячи женских грудей, а вкрадчивый голос Реи будет разрушать тысячи семей, негативные архетипы будут с воем и улюлюканьем носиться по Белла-Крезент и клонить к земле деревья, и все оттого, что там нет меня, чтобы отогнать их. Ты знаешь, ведь мы со Спайсером зачали нашу Гиллиан у нас на заднем дворе. Там мы ночью предавались любви под бегущей луной, когда еще не ведали о том, какой опасностью чреваты лунные переходы, и когда он любил меня так же сильно, как я его.
— Перестань, Анетта. Ты только себя расстраиваешь.