Андреа выглядел мучеником. Он стал так занят, что теперь его брату приходится заниматься подачей ужинов, и он также сказал мне, что подыскивает новое место.
– Значит, ты расширяешься? – спросила я.
– Нет, это не для расширения, – сказал он с таким видом, будто я предложила что-то противозаконное. – Идея в том, чтобы не превратиться в «Макдоналдс». Это для того, чтобы я мог посвящать больше времени своим ученикам. Плюс ты знаешь, что американцы иногда… бывают очень крупные… и у них пунктик насчет «свободного пространства».
Когда я упомянула, что собираюсь поужинать в «La Pergola», Андреа скорчил гримасу.
– Не стоит это тех денег, которые они берут, – сказал он. – Это нечто типа покупки джинсов под брендом «Diesel». Важна еда, а не место, не название, не бренд. – Он перечислил ряд мест, в которые мне следовало сходить. – Раздели деньги, которые ты собираешься потратить в «La Pergola», и сходи в четыре ресторана. – Он достал с полки заслуживающий доверия справочник по итальянским ресторанам и перевел отрывки из раздела, посвященного «La Pergola»: «Вино от сорока до двух тысяч евро… с кухней все в порядке, но с обслуживанием есть проблемы… нет свежей сельскохозяйственной продукции… инновационные блюда, включающие осьминога, авокадо и персики».
До того как я успела что-то сказать, Андреа захлопнул справочник.
– Мы в Риме не едим авокадо. Это не наша кухня. Какой смысл пробовать авокадо здесь, когда вы можете поесть их дома. Вы здесь, чтобы пробовать нашу еду. В еде больше невозможны инновации, не в наше время. Все уже сделано.
Я это много раз слышала от итальянцев. Италия – это место, где суждено проваливаться таким тенденциям, как использование всего «от носа до хвоста» и молекулярной гастрономии. На полуострове правят бал традиции. Не совсем верно, что повара не могут вводить новшества, но еда редко меняется резко и за одну ночь. Марко Поло не внезапно привез лапшу из Китая в Италию. Андреа говорил о том, что лежало в основе моего путешествия, было в нем самым главным: блюда, которые ценят, например тортеллини, манти или вытяжная вручную лапша, то есть которые создавались на протяжении столетий и методика приготовления которых развивалась медленно, можно сравнить с самим человеком – конечно, их развитие шло не так тяжело, как эволюция человека, но в некоторой степени было ей подобно, изменения прирастали и накапливались годами.
Я спросила Андреа, готовит ли он дома, объяснив, что видела очень мало мужчин, которые готовили бы для своей семьи, в странах, где сильны традиции, из тех, которые посетила я. Он удивился.
– Я всегда готовлю дома. Я хожу по магазинам. Эрика покупает молоко, может, крупу. – Но Андреа добавил, что он – аномалия; не только потому, что он мужчина, но также и потому, что его коллеги в большинстве случаев избегают приготовления пищи. – Все бабушки знают, как готовить пасту. Поколение моих родителей начало об этом забывать. Теперь никто не знает, как готовить пасту или даже как чистить артишоки.
Именно с этих двух вещей обычно начинались его уроки.
Мне пришло в голову, что Андреа является отсутствующим звеном: если мы хотим сохранить приготовление свежей пасты и других традиционных блюд, нам нужно, чтобы в дело больше включались мужчины. Я поклялась, что если у меня когда-нибудь будет сын, я обучу его работе на кухне. Дочь может отделаться меньшей кровью, но ей я тоже спуску не дам. Что касается моего мужа, то он, как я предполагала, – безнадежный случай. В конце концов, он сопровождал меня большую часть пути и в кухне проводил так же мало времени, как и дома. Но он сопровождал меня в странствиях по половине земного шара, и он давал мне большую независимость. Для сохранения семейного счастья мне придется отложить приготовление еды в сторону. И возможно, как сказала Асли в Турции, одного повара в семье достаточно.
Сидя рядом с Андреа, я вспомнила, что узнала на Шелковом пути.
Я проехала через ряд мест, где гостеприимность была важнее зарабатывания денег. В этих местах люди готовили хорошую, настоящую еду без необходимости ее продавать или превращать во что-то большее, чем просто еда. Люди приглашали меня в свои дома так тепло и угощали меня так щедро, ничего при этом не прося взамен. Я побывала в местах, где можно обедать два часа в середине рабочего дня, и это никого нисколько не беспокоит. Вот это и был смысл путешествия – важность друзей и семьи, замедления безумного ритма, чтобы насладиться жизнью. Поиск места появления лапши позволил мне это все осознать.
За день до нашего отъезда из Рима я в последний раз зашла к Андреа, чтобы попрощаться. Только что началось дневное занятие, и он обсуждал меню с дюжиной гостей из США и Лондона. Когда он упомянул гнокки (клецки) с томатным соусом, несколько слушателей ахнули от возбуждения. Основным блюдом было страчетти алла романа, и его встретили молча – никто не слышал про тонкие кусочки говядины с помидорами и рукколой.
– А потом десерт: тирамису.
Челюсть у одного слушателя так сильно отвисла, что казалось, ему потребуется зажим, чтобы вернуть ее на место.
– Нам повезло! – закричала другая, как будто выиграла какой-то конкурс в игровом шоу.
Андреа прервал грезы гостей, чтобы разделить картофель.
– А теперь включайте – а не выключайте – свой мозг и внимательно следите!
Слушатели надели передники, а когда я выходила из «Le Fate», зазвонил мой мобильный телефон. Это была Кэндис, менеджер моей собственной кулинарной школы, которая звонила, чтобы ввести меня в курс последних дел. Повара передавали привет, Кэндис сообщила, что на вечер заказаны все места. Я сказала, что скоро вернусь. Но сейчас в Риме у меня было гораздо более важное дело: мне нужно было быть вместе с мужем.
* * *
В наш последний вечер в Риме Крэйг удивил меня туром по лучшим кафе-мороженым в городе. А ведь в тот первый раз, в самом начале обсуждения путешествия, когда был поднят вопрос об этом десерте, Крэйг содрогнулся. «Джелато? Звучит как-то очень непривлекательно. Ты хочешь есть нечто с гелем?» – пошутил тогда он.
Крэйг знал, что я обожаю итальянское мороженое. Это у меня просто навязчивая идея. Когда я лет в двадцать пять пешком путешествовала по Европе, я жила на диете из мороженого, часто съедая четыре или пять порций каждый день. Но в наш последний вечер в Риме в прошлом году случилась неприятность. В одной джелатерии в Трастевере я заказала порцию мороженого, которое оказалось худшим из всего, что я когда-либо пробовала, и мне отчаянно требовалась новая порция мороженого, чтобы отделаться от привкуса во рту. Но было уже поздно, и все кафе-мороженые, которые попадались нам на пути, были уже закрыты. На следующий день на десерт времени также не оставалось – мы уезжали утром, очень рано. Мой разумный муж попытался реально взглянуть на положение вещей.
– Это всего лишь порция мороженого, мы найдем его для тебя еще где-нибудь, я обещаю… Может, в аэропорту будет кафе-мороженое.
