— На каком языке решал их?
— На любом — русском, английском — моментально. Во время обеда, смены блюд, не мог терять время. Всегда что-то читал, решал — и с какой скоростью! Но все замечал и подмечал. Помогал многим — советом, рекомендацией, чем только мог. Ему было безразлично, занимает человек какое-то положение, нет ли. К маме Эле ездила заниматься на дачу девочка-арфистка Ниночка. Ее мама готовила к музыкальной школе. Ниночка ее закончила, собиралась поступать в консерваторию. Но арфы у нее не было — слишком дорогой инструмент. Мама Эля привезла арфу на дачу, и эта девочка приезжала, занималась с мамой по два-три часа. Моталась туда-сюда. И тогда дядя Вилли предложил: не дело это так мотаться, собери, Нинуля, какие-то необходимые вещи, поживи у нас. Предложение было принято, и она у нас прожила все лето. И в консерваторию поступила. Конечно, ни о какой плате за уроки речи идти не могло. Ниночка потом играла в Свердловском театре оперы и балета. Жил тут на даче профессор, специалист по Индии — вместе они много времени проводили, даже сдружились. Такой был дядя Вилли человек. Вы не поверите, но я расскажу вам о Карлуше. В доме всегда было по две-три кошки, собачки разные. Он какую-то дворняжку нашел, так она только его признавала. Нет ни одного его письма, где бы в конце дядя Вилли не спрашивал, «как чувствуют себя “животы”» — животные, и всегда передавал им приветы. Из сочинского санатория «Приморье» в августе 1964-го пишет мне: «Бишку (собака) и Тайку (кот) погладьте. А Карлуше дайте лакомку».
— Кто такой Карлуша?
— Карлуша — это ворон. И птички, собачки и кошки отвечали дяде Вилли той же любовью. Карлушу принесли нам соседи со сломанным крылом, и мы всей семьей во главе с дядей Вилли птичку выходили. Ворон так его любил, что только дядя Вилли, возвращаясь с работы, заходил на нашу улицу и сворачивал в переулок, как Карлуша уже все чувствовал — подпрыгивал, каркал. Мы знали: папа идет домой. Иногда Карлуша садился к нему на плечо. Не хочу идиллий, но дядю Вилли все любили. Вся семья была славная. Как бы я без них справилась? Даже когда замуж вышла, помогали. Лежу в роддоме на проспекте Мира, и мама Эля мне письмо: «Скорей, доченька, выходи. Я уже кроватку приготовила». Какое-то одеяло шелковое сама настегала, все распашонки на руках шила, чтобы швы ему, маленькому, не врезались. Я боялась малыша купать, он так пищал. А мама Эля: «Ты что, боишься? Давай вот так…» Учила меня многому, помогала. Как и дядя Вилли — всем родственникам жены помогал, чем только мог.
— В каком году родился у вас сынишка?
— В 1959-м. Потом дядя Вилли приехал, и ему предложили улучшение жилищных условий, ведь в двухкомнатной квартирке благодаря моему Андрюше людей прибавилось. Хотели заменить эту на трехкомнатную. Все дома посовещались, и дядя Вилли, чуткий бессребреник, попросил: «Если вы можете, то нельзя ли мою старшую дочь отселить с ребенком в какую-нибудь небольшую однокомнатную?» Муж-то был прописан у родителей. И дали нам ордер на Вернадского. Если бы не дядя Вилли… Он не о себе просил, обо мне. И никогда не пользовался своим именем. Напрочь отсутствовало в нем это, как и коммерческие таланты. Всем делал только добро. Всем. Всю жизнь прожили душа в душу.
— Как вы думаете, такое отношение к людям, умение найти с ними общий язык, помочь — это не от профессии? Не от разведки?
— По-моему, это от души. Не уверена, что в разведке работают сплошные ангелы, точно нет. Просто некоторым дано, иным…
— Лидия Борисовна, остался ли кто-нибудь еще, кроме вас и сына Андрея, хорошо знавший Вильяма Генриховича? Понимаете, я встречал немало с ним друживших. Но почти все ушли…
— Да, время идет. Наверное, я — из самых последних. Муж мой тоже ушел в 68 лет. Еще маму Элю лечил очень приятный врач, напоминающий иногда Дон Жуана. Наша семья с Борисом Олеговичем Толокновым познакомилась, такой был веселый, одаренный, доктор чудесный и художник тоже. Часто он и его знакомая Лиля Михайловна, жена певца Бернеса, заезжали к нам на дачу. В основном все знакомые были от мамы Эли. Еще есть такая медсестра — Света. Негде ей оказалось жить, и мама Эля с дядей Вилли предложили нашу дачу. Она два года там прожила. И к нашей семье потом отношение трепетное. И сейчас медсестра Света жива. Когда дядя Вилли умирал в онкологической больнице, он кроме нас подпускал только ее…
Эпилог
— Лидия Борисовна, а вы знаете, как он умер?
— 8 октября 1971-го к Эвуне надень рождения приехали на дачу гости. Я тоже там была и даже не заметила, что с дядей Вилли происходит что-то плохое. Был он, как всегда, приветлив, на болезнь его ничто впрямую не указывало. Тут и собранность, и воля железная. Но вскоре ему стало плохо, положили в онкологическую больницу.
А за день до смерти, 14 ноября, мы с Эвуней дежурили в его палате. Дядя Вилли лежал один, и около него постоянно находился сотрудник из разведки. Дядя Вилли был без сознания, состояние — ужасное. Судя по всему, мучили его ужасные сны. Нам казалось — моменты ареста, допроса, суда… Он все время метался, стонал, хватался за голову и порывался встать. Даже упал на пол, и мы втроем не смогли его удержать. В сознание он так и не пришел.
Скончался 15 ноября 1971 года.
Некролог тоже необычный.
Даже после смерти настоящего имени разведчика Вильяма Генриховича Фишера до поры до времени раскрывать не стали. Вот отрывок из некролога в «Красной звезде» от 17 ноября 1971 года:
«…Находящийся за рубежом в тяжелых и сложных условиях Р. И. Абель проявлял исключительный патриотизм, имел выдержку и стойкость. Награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Красной Звезды и многими медалями.
До самых последних дней оставался на боевых постах…»
Приложения
Семейные хроники
А потом мы разбирали семейные архивы.
Сколько фотографий, документов, писем. Есть даже свидетельство о браке В. Г. Фишера и Е. С. Лебедевой № 2416 от 7 апреля 1927 года.
Среди бумаг и короткие записи дочери Эвелины Вильямовны. Приведу их без купюр и редакторской правки. Они такие искренние, что ни в чем таком не нуждаются.
«Воспоминания отрывочные. Основные, в закутке папа, у нас была такая комната маленькая, поперек шкаф, и там был буквально такой закуточек, где у него стоял приемник, и он там целый день сидел за шкафом, с радиоаппаратурой, из которой несется невероятный хрюкающий шум, множество непонятных железок, которые трогать было нельзя. Если мама Эля там убиралась, то потом был скандал. Реже папа за мольбертом. Фотографии, первые уроки рисования. Учил давать сдачи мальчишкам.
В эти годы контакты редкие. Первые уроки рисования и общение со сверстниками. Младших не обижать, старшим и мальчишкам давать сдачи. Помощь в школьных занятиях. Математика, физика, химия, музыка.
Всегда готов прийти на помощь. Все соседские дети получали разъяснения по математике, физике, химии, иностранному языку, музыке. Вспыльчивый характер, больше трех раз подряд объяснять одно и то же не мог, начинал сердиться, и это нас очень развлекало.
