Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
Берти кивнул.
– Согласен.
Только Дональду она звонить не будет. Вполне возможно, что новый след никуда не приведет. Нельзя, чтобы Дональд вновь нажил неприятности. Сэди решила обратиться прямиком к начальству, хотя это и означало, что ей придется сказать, кто слил информацию.
Пока Берти и остальные складывали посуду и плед для пикника, Сэди набрала номер полицейского управления и попросила соединить ее с суперинтендантом Эшфордом.
* * *
После полудня, когда остальные вернулись в деревню, Сэди с ними не поехала. Клайв уплыл на «Дженни» сразу после ленча, выудив у Сэди обещание, что она свяжется с ним, как только ей перезвонят из управления, Берти первым дежурил в киоске от больницы и должен был быть на месте к трем часам: начинался праздник солнцестояния. Дед заманивал Сэди свежими сконами и топлеными сливками, но она представила, что будет чувствовать среди всеобщего веселья, когда у самой нервы как сжатые пружины, и отказалась.
Однако Элис, одарив Берти одной из своих редких улыбок, сказала:
– Сто лет не пробовала настоящих корнуоллских топленых сливок!
Она нахмурилась, когда Питер тактично напомнил о таинственном деле, которое не давало ей покоя с тех пор, как они приехали, потом махнула рукой: оно долго ждало и вполне может подождать еще денек. Кроме того, еще надо было устроиться в гостинице до того, как начнется праздник и деревенскую площадь наводнит народ. Элис пообещала хозяйке гостиницы подписать пару книжек, чтобы получить два номера в праздничный уик-энд без предварительного заказа.
В общем, Сэди стояла в одиночестве и смотрела, как две машины уезжают по подъездной аллее, а потом их одну за другой проглатывает лес. Когда машины исчезли, Сэди вытащила мобильник. Пропущенных звонков не было. Она недовольно вздохнула и сунула телефон в карман.
Сэди несколько слукавила, когда сказала остальным, что в полицейском управлении обрадовались новой зацепке. Когда Эшфорд ее услышал, то буквально рассвирепел. Ухо Сэди до сих пор пылало от всего, что он высказал; слюна шефа словно ошпарила ее через телефон. Сэди тоже разозлилась, но сдержала злость, дала шефу выговориться, а потом спокойно извинилась за свой проступок и рассказала о новых данных. Эшфорд ничего не хотел знать, и Сэди, чувствуя, как внутри все сжимается от страха потерять любимую работу, напомнила шефу, что у нее есть телефон Дерека Мэйтленда, – как будет выглядеть лондонская полиция, если выяснится, что женщину все-таки убили, а полицейские сидели сложа руки?
Эшфорд пыхтел, как огнедышащий дракон, а когда Сэди закончила, коротко бросил: «Ладно, велю кому-нибудь заняться», – и повесил трубку. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что он соблаговолит позвонить и сказать, как все обернулось.
И Сэди ждала. Надо признать, Лоэннет оказался не самым плохим местом, чтобы убить время. После обеда дом изменился. Солнце светило под другим углом, и все будто приобрело более обжитой вид. Исступленная утренняя суета птиц и насекомых прекратилась, крыша потягивалась, потрескивая нагретыми суставами, в окно медленно и удовлетворенно струился свет.
Сэди осмотрела кабинет Энтони. Книги по анатомии все еще стояли на полке, в письменном столе обнаружились школьные награды: за успехи в классической литературе, латыни и несчетное число других. В темном заднем углу пряталась фотография с изображением нескольких молодых людей в студенческих мантиях и квадратных шапочках, и Сэди узнала очень юного Энтони. Рядом с ним стоял, смеясь, юноша, чей студийный портрет в рамочке был на столе. Портрет изображал темноволосого лохматого юношу с умным лицом и в военной форме. За стеклом рамки стояла высохшая веточка розмарина; судя по тускло-коричневому цвету, если вытащить ее из-за стекла, она тут же рассыплется в прах. Еще на столе стояла обрамленная фотография Элеонор на фоне каменной стены, сделаная в Кембридже, где Эдевейны жили до того, как Энтони спас Лоэннет и вернул его жене.
Дневники Энтони занимали целую полку в большом, от пола до потолка, книжном шкафу, и Сэди вытащила наугад несколько тетрадей. Вскоре она увлеклась чтением и оторвалась от исписанных страниц только тогда, когда дневной свет померк и у нее заболели глаза. В дневниковых записях не было ни намека на то, что Энтони замышляет убийство. Наоборот, он писал о том, как старается «привести себя в порядок», как укоряет себя за то, что подвел жену, брата, страну, а еще, как и упоминал Клайв, Энтони заполнял страницу за страницей упражнениями для развития памяти, пытаясь вернуть искалеченному уму былую остроту. Судя по записям, Энтони терзало всепоглощающее чувство вины за то, что он выжил, а другие погибли; от его писем потерянному другу Говарду у Сэди защемило сердце. Простые, точные описания того, что значит жить, как называл Энтони, «по ту сторону полноценности», чувствовать, что жизнь – незаслуженный дар, полученный за счет других. Было тяжело читать о благодарности, которую Энтони испытывал к Элеонор, и о стыде за себя, но еще хуже были завуалированные описания ужаса, что он случайно навредит самым близким и любимым людям. «Дорогой друг, ты, как никто другой, знаешь, что я на это способен». (Почему? Значит ли это что-нибудь, или Энтони просто подчеркивал, что друг его хорошо знал?)
Судя по всему, Энтони сильно мучился из-за того, что не мог стать хирургом. «После того что произошло во Франции, – писал он, – я думал только об этом. Единственным способом загладить свою вину, доказать, что я выжил не зря, было вернуться в Англию, работать врачом и лечить людей». Но у него ничего не вышло, и Сэди отчаянно ему сочувствовала. Она сама жила без любимой работы несколько недель и понимала, какое это наказание.
Кабинет… одинокое, печальное и затхлое помещение. Сэди представила, как себя здесь чувствовал Энтони, запертый в компании своих демонов и разочарований, в вечном страхе, что они его одолеют. Он был прав, что боялся; в конце концов так оно и случилось.
Конечно, смерть Тео – результат трагической случайности. Даже если отцом Тео был Бен Мунро, даже если Энтони узнал о измене Элеонор и его переполняла ревность, он не смог бы совершить страшное преступление: убить ребенка своей жены. Сэди в такое не верила. Самоощущение Энтони, его тревога, что он способен на насилие, меры, которые он принимал, чтобы этого не случилось, противоречили версии Клайва. Энтони не пошел бы на убийство намеренно. И не имеет значения, кто настоящий отец Тео.
Сэди вздохнула и потянулась. Начались долгие летние сумерки. В укромных местах согретого солнцем сада сверчки завели вечерние песнопения, тени в доме удлинились. Скопившееся тепло дня застыло и стояло, густое и неподвижное, ждало, когда его разгонит ночная прохлада. Сэди закрыла дневник, положила на полку. Прикрыв дверь в кабинет Энтони, она спустилась вниз за фонариком. Осветила экран мобильника – по-прежнему ничего, – а затем снова направилась к письменному бюро Элеонор.
Сэди сама не знала, что искала. Просто чувствовала, что недостает какой-то детали и лучше всего поискать ее среди писем Элеонор. Начать до рождения Тео и читать все подряд, пока не наткнется на что-нибудь важное, ту линзу, через которую все остальное увидится как единое целое. Сэди взялась за дело в хронологическом порядке: просматривала письмо Элеонор в книге для третьих экземпляров, потом находила соответствующий ответ.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
