Южнее Винчестера на много миль простирались зелёные луга и густые леса. Марвел находился в долине, от ветров его защищали невысокие холмы, спокойная река, мирно катившая свои воды по полям и лугам. Вокруг господского дома ютились домишки рабов. Сам дом был деревянный, покрыт шифером, с лестницей снаружи, ведущей на второй этаж. Рядом во дворе, прямо за домом, разместились небольшая часовня и несколько хозяйственных пристроек. Дом был окружён частоколом, но ворота были открыты, и, судя по тому, что никто не охранял их, в Марвеле не ощущали прибытия норманнов. Когда Рауль въехал во двор часовни, там звонили в колокола, а внутри шла служба. Казалось, вокруг не было ни души, но, когда Рауль соскочил с лошади, из дверей часовни стали выглядывать люди и, хватая первое попавшееся им под руку оружие, выбегали на дорогу.
Рауль не шелохнулся. Он даже не дотронулся до своего меча, а лишь что-то сказал через плечо. Его люди выехали вперёд. В их руках засверкали мечи, и толпа рабов отступила.
На ломаном английском Рауль сказал:
— Я пришёл к вам с миром. Но если вы нападёте на моих людей, то кровопролития вам не избежать.
Он пошёл вперёд, не обращая внимания на злобные взгляды, и вошёл в часовню.
Его встретил священник с трясущимися руками. Рауль остановился, снял свой шлем, опустился на одно колено и перекрестился.
У ступеней алтаря стояла Элфрида, рядом с ней суетилась служанка. Все испуганно смотрели на неизвестного рыцаря, какая-то толстая дама бросилась к Элфриде и загородила её своим телом, широко раскинув руки.
Рауль произнёс её имя. Элфрида смотрела на него с некоторым сомнением, но, как только она услышала его голос, казалось, тень, окутывавшая её лицо, рассеялась. Она вырвалась из объятий женщины, державшей её, и бросилась вперёд, протянув руки к Раулю.
— О, ты приехал ко мне! — сказала она. — Я так ждала тебя, Рауль!
Присутствующие женщины были сильно удивлены подобным её поведением и тем, с каким выражением она бросилась к этому неизвестному рыцарю. Но толстая дама, похоже, понимала нормандский и резко упрекнула девушку.
Рауль шагнул навстречу к Элфриде, но не успел он ещё взять её за руки, как она оттолкнула его.
— О Боже, твой алый плащ! — прошептала она и закрыла лицо руками. — О нет! О нет! Только не это!
Священник с дрожью в голосе произнёс на латыни:
— Я взываю к тебе, норманн! Если ты боишься Бога, сойди с этого священного места!
Он мог бы ничего и не говорить, потому что Рауль не обратил на его слова никакого внимания. Он мягко произнёс:
— В чём дело, любовь моя? Не думаешь ли ты, что я хочу причинить тебе боль! Посмотри, сердце моё, ведь я пришёл к тебе и сдержал свою клятву!
Она отступила от него, её широко раскрытые глаза не отрываясь смотрели на его руки.
— Не смей прикасаться ко мне. На твоих руках кровь! — Дрожащим пальцем она указала на его ладони. — Красные, красные от крови! — страшным голосом прошептала она. — Ты не сможешь её смыть. Я знаю. Я пыталась. О Господи, помилуй меня!
Он побледнел и протянул ей свои руки, чтобы она могла их разглядеть.
— Посмотри ещё раз, — сказал он. — На моих руках нет крови.
— Да, но я видела, — ответила она, — там кровь, кровь, которую не смоют слёзы. О, не прикасайся ко мне!
— Здесь нет никакой крови, — спокойно повторил он. — Мои руки чисты. Иначе я не мог бы приехать к тебе.
Казалось, она не осмеливается верить ему.
— На них нет крови Эдгара? Нет его крови, Рауль?— она начала заламывать руки. — Они принесли его ко мне завёрнутым в красный плащ, красные раны исполосовали его грудь, красный шрам над его бровью. А теперь я поняла, это был твой плащ.
Он стоял, не отрываясь глядя ей в глаза.
— Да, это был мой плащ, но, клянусь Господом, он погиб не от моих рук, — сказал он.
Толстая женщина попыталась встать между ними.
— Если вы тот самый Рауль де Харкорт, о котором я слышала от своего племянника, тогда ответьте мне! Вы послали его тело к нам под красным плащом?
— Да, — ответил Рауль.
— Но ты не убивал его! — сказала Элфида. Она вся дрожала. — Нет, Рауль, нет! Ты не убивал Эдгара!
— Я же сказал тебе. Я не убивал его, но он умер у меня на руках, и я попросил привезти его тело в дом, который он так любил. И я завернул его в свой алый плащ. Я искал его среди убитых, когда закончилась битва, и нашёл. Он был ещё жив. Элфрида, между нами не было крови и вражды тоже не было. Я клянусь всеми святыми. Мы вспоминали нашу жизнь в Руане, наши старые шутки. Я не могу говорить об этом. Умирая, он сказал, что дружба всё выдержала.
Слёзы катились по её щекам.
— Ты не убивал его. Нет, ты не мог. Но он лежит между нами, и ты не можешь взять меня.
Она вытянула руку, чтобы остановить его.
— Посмотри, что разделяет нас! — сказала она. — Всё закончилось, Рауль, наша мечта неосуществима.
Он посмотрел вниз. Простой камень стоял над могилой Эдгара. Рауль некоторое время стоял неподвижно, склонив голову, но наконец произнёс:
— Ты не права. Он бы не хотел разделять нас. Перед смертью он произнёс твоё имя и поручил мне заботиться о тебе.
Она покачала головой.
— Ты мой враг, — сказала она. — Норманны убили всех тех, кто был мне дорог. Всему конец.
Голос Рауля зазвучал более сурово:
— Даже если бы я своими руками убил Эдгара, то всё равно получил бы тебя. Я пришёл к тебе по дороге, проложенной мечами, потому что другого пути не было.
Он переступил через могилу и обнял её.
— Разве ты забыла, забыла, как обещала верить мне, даже если я приду к тебе вот так, как сейчас?
Она не сопротивлялась, но и не сдавалась. Женщина в часовне, которую, как оказалось, звали Гиза, возмущённо заявила:
— Шевалье, вам известно, где вы находитесь? Разве можно себя так вести в подобном месте? Моя племянница не для вас.
Он крепче прижал к себе Элфриду, так, что кольца на его тунике впились ей в щёку.
— Ты можешь сказать, что ты не моя. О сердце моё, я готов был умереть, лишь бы избавить тебя от этих страданий! Неужели ты думаешь, что я хотел таким способом заполучить тебя? Ты ведь знаешь, что это не так.
— Кругом нас смерть, — тихо проговорила она. — Как смеешь ты говорить о любви?
— Да, смею!
Он немилосердно сжал её руки, слегка отстранил от себя и внимательно вгляделся в её лицо. Она никогда не видела, чтобы у него был такой суровый взгляд.
— Ты моя, — сказал он. — Я не отпущу тебя.
Гиза потянула его за рукав:
— Нет, вы отпустите её. Вы что же, забыли, что она потеряла и отца и брата, проклятый нормандский воин? Как она теперь может думать о свадьбе, если её сердце разбито? Она посвятит свою жизнь служению Богу, шевалье. Более надёжное убежище найдёт она для себя в монастыре, а не в ваших руках!
