– Ты никогда не хотела, чтобы я вышла замуж за Питера, так ведь? – спросила я, пока она зажигала тонкую сигару. Повисло молчание. Лили выдохнула дым.
– Не хотела, – признала она, пожав плечами.
– Но почему? Почему ты была против?
– Мне казалось, ты все пустила на ветер.
– Что – все?
– Ну, в первую очередь, свой диплом.
– Но ты-то даже не получила диплома. Ты же бросила Кембридж на втором курсе.
– Да, но я так поступила потому, что мне представилась возможность заниматься тем, чем я всегда хотела, – работать в журналах, – объяснила она.
– А мне представилась возможность быть тем, кем я всегда хотела быть – женой и матерью.
Она закатила глаза.
– Можешь презирать меня сколько угодно, Лили, – сказала я, – но это была моя мечта. Мне никогда не хотелось сделать блистательную карьеру, как тебе, – продолжала я. – У меня не было ни блестящих способностей, ни больших амбиций, как у тебя. Я встретила Питера в девятнадцать лет, и стрела Амура попала точно в цель. Можешь состряпать из этого неплохой сюжет для своего журнала – что-нибудь типа «Когда первая любовь становится последней», – но именно так и вышло у меня с Питером. Ты всегда была нетерпима к нему, Лили, но это не твоя жизнь, а моя. Я отчаянно хотела бы вновь оказаться с Питером вместе, – закончила я тихо. – И меня убивает то, что это невозможно.
Она крутила солонку, опустив глаза вниз на стол, и я впервые увидела, как по ее прекрасному лицу тенью скользнуло виноватое выражение.
– Ну… А это точно его ребенок? – неловко спросила она.
– Да, в этом нет сомнения.
– А откуда он знает, что она беременна?
– Она сделала тест.
– И какой срок?
– Два с половиной месяца.
– Похоже, это случилось во время их поездки в Штаты.
– Не знаю я, когда это случилось, – пробормотала я мрачно, – я только знаю, что мы оба помешались от горя.
– Дети уже знают?
– Пока нет. Можно еще подождать. Питер скажет им в конце четверти.
– Мне очень жаль, – сказала Лили, когда мы встали, – мне очень жаль, что ты несчастна. Правда. Но мне при этом кажется, что тебе неслыханно повезло, что рядом есть такой человек, как Джос.
Я уставилась на дверь, сосредоточив все внимание на красной надписи «Входа нет».
– Да, – произнесла я без выражения, – пожалуй, мне повезло, что он все еще со мной.
– А ты уверена, что он не знает? – добавила она, сгребая Дженнифер в охапку.
– Это очень странно, – бросила я через плечо, – но он даже ничего не заподозрил.
Возвращаясь на метро в Чизуик, я снова подумала об этом. Я подумала, как странно, что Джос, казалось, совсем не заметил, что последний месяц я была сама не своя. Мое возбуждение от встреч с Питером должно же было как-то проявиться, несмотря на все сказки, которые я выдумывала. Вот почему мне снились паутины, поняла я: потому что я стала экспертом в плетении лжи. Но Джос не только не обратил внимания на мое двусмысленное поведение, он стал даже еще нежнее, чем прежде.
Мне действительно повезло, решила я и тяжело вздохнула, и Лили сказала мне хоть и горькую, но правду. Возвращение к Питеру было иллюзией. Всего лишь иллюзией. Растаявшим миражом. Что же мне теперь делать, думала я, мчась в поезде на запад. Ужас одиночества окатил ледяной волной – одной мне не справиться. А при мысли о том, что надо будет начинать все с нуля еще с одним мужчиной, у меня подкосились ноги. Итак, я решила, что буду уповать на помощь свыше и останусь с Джосом. Тут было нечем гордиться. По правде говоря, я почувствовала отвращение к самой себе. Но что бы вы сделали на моем месте? Джос был здесь, рядом, я по-прежнему была нужна ему, а мне не хотелось остаться одной. И хотя я и презирала себя за это, думаю, все мы время от времени занимаемся такой вот арифметикой.
Когда я вернулась домой, я услышала приветливое послание от Джоса на автоответчике: «Я загляну в воскресенье вечером, милая, – говорил он. – Можем сходить посмотреть фейерверк». Я почувствовала огромное облегчение от того, что мы можем продолжать общаться, как раньше. Второе сообщение было от Роури Читем-Стэбба. Он давно уже не звонил.
– Прошу прощения за долгое молчание, миссис Смит, – учтиво извинился он, когда я ему перезвонила.
– Ничего страшного, – ответила я.
– У меня было много дел.
– Разумеется. Я понимаю, – сказала я.
– Полагаю, вы уже в нетерпении и мечтаете поскорее закончить?
– В общем, не совсем. Хотя… да, конечно же.
– Спасибо, что прислали все бумаги.
– Не за что.
– Но теперь, я думаю, пришло время поднажать. Так что давайте поторопим дело, как вы считаете? В том смысле, что причин откладывать у нас нет, не так ли, миссис Смит?
– Нет, больше нет, – ответила я.
– Предварительное решение суда появится в конце месяца и вступит в силу через шесть недель и один день. Это значит, к январю вы будете уже свободны.
Январь? Месяц, в котором мы поженились.
– Теперь еще один вопрос: вы хотите, чтобы я сам подал документы для окончательного решения суда? Это многое бы упростило, вам не пришлось бы подписывать все эти мерзкие бумаги. Мне взять это на себя, миссис Смит?
– Да, – уныло сказала я, – пожалуйста.
– Хорошо. Итак, вы довольны?
– О, я просто счастлива! – сказала я.
– Монетку для Гая Фокса! – попросили двое мальчуганов в воскресенье утром, когда я шла за газетой.
– Что? – очнулась я.
– Монетку мисс! – повторили они.
Я оглядела их потрепанный наряд и нехотя открыла сумочку.
– Вот, держи, – сказала я, вздыхая, и дала одному из них двадцать пенсов.
– И это все? – спросил он недовольно.
– Да, – сказала я тоном, не терпящим возражений, – это все.
– Обычно нам дают хотя бы фунт, – обиженно протянул его дружок.
– Ну, а я не дам, – отрезала я.
Ну, мисс, пожалуйста, дайте еще.
– Я сказала нет, неблагодарные щенки!
Грэм удивленно поднял голову. Как я уже говорила, он всегда очень чутко улавливает мое настроение. В любом случае, подумала я, они больше напоминают попрошаек. Да, именно так. И я никогда не позволила бы Мэтту заниматься чем-то подобным. И тут, вот уж действительно ужас, мимо прошла беременная женщина. У нее был огромный живот, он поднимал ее платье парусом, и от взгляда на этот живот меня замутило. Чуть позже молодая мамочка задела меня плечом, пробираясь вперед с детской коляской, и меня захлестнула волна прямо-таки физической боли! У меня предродовая депрессия, подумала я с горечью. Меня тошнит по утрам, как и бывает в таких случаях. Потому что при мысли о том, что внутри Энди зреет плод, мой организм начинает вырабатывать яд и желчь. Мизантропик. Вот кто я. Мисс Энн Тропик, мрачно хмыкнула я про себя. Наконец я дошла до киоска, и первым делом увидела – да что же это? – «Журнал для родителей». О боже! И еще «Мать и дитя». Но тут вся моя злость испарилась, и я не веря глазам своим уставилась на свежие газеты.
