дыханием. – Трудно вообразить, но этот акведук построен в Римской империи еще до нашей эры, во время императора Августа. Если пройти по мосту над рекой, то можно почувствовать связь времен.
Филипп стоял спиной к акведуку, в его волосах путались потоки света из огромных сквозных проемов. Приглашая к прогулке, он протянул ей раскрытую ладонь, перечерченную тонкой линией подживших царапин, и сказал:
– Загадай желание, и пошли.
– Загадать желание?
Аглая внезапно оробела. Желаний накопилось так много и они были такие разные, что облекались в форму невнятных мелочей, которые хорошо бы иметь, но без которых легко можно обойтись. О самом важном желании, безбрежном, как небесный океан, она не смела и думать.
– Я загадаю… – она посмотрела в прищуренные глаза Филиппа и смешалась, – я загадаю…
– Ну, – подбодрил он.
– Я загадаю самое вкусное мороженое, – выпалила Аглая. – Малиновое! Вот!
– Могу предсказать, что оно скоро сбудется, потому что здесь очень неплохой ресторан, – одобрил выбор желания Филипп. – Но для меня мороженое слишком утонченно, – он покрутил кистью руки, – поэтому я, пожалуй, загадаю бифштекс с луком.
Им стало так весело, словно кто-то пронес мимо ведро смеха и случайно расплескал вокруг брызги смешинок. От взгляда Аглаи, наполненного доверием, благодарностью и восхищением, Филиппу захотелось прижать ее к себе и попробовать поймать губами ее улыбку. Наверное, без женского восхищения жизнь мужчины теряет краски. Чтобы отогнать наваждение поцелуя, Филипп пустился в пространные размышления о римских центурионах, чьи сандалии прежде ступали по каменным плитам акведука, и заговорил Аглаю до такой степени, что ей пришлось взмолиться:
– Филипп, пожалуйста, давай просто помолчим.
Медленным шагом они дошли до середины акведука и остановились, глядя, как под Гарским мостом тягучей ртутью поблескивают воды реки. Музыка воды сливалась с музыкой лета и солнца, которое то вспыхивало, то гасло, яркими бликами ложась на древние камни. От сумасшедшей, неземной красоты Аглае вдруг резко и остро захотелось домой.
Она повернулась к Филиппу:
– Здесь чудесно: и небо, и река, и этот акведук. Спасибо тебе, что привез меня сюда. Я как будто нахожусь внутри картинки, но, понимаешь, это все чужое. Посмотреть, восхититься и отложить открытку в сторону.
– Тебе здесь скучно, – то ли спросил, то констатировал Филипп.
Он оперся рукой о парапет, а Аглая робким движением прикоснулась к его локтю с тугой, загорелой кожей.
– Нет, мне здесь нравится, и ты, – она перешла на скороговорку, – и ты нравишься. Но, понимаешь, дома лучше, – она вспомнила свои проблемы и подвела итог: – Даже если там хуже.
– Но ведь ты еще погостишь?
Аглая подумала, что если еще останется, то влюбится в Филиппа окончательно и бесповоротно, на всю жизнь, поэтому лучше всего подхватить пакет с манатками и уносить ноги, пока цела. Но сидевшее внутри упрямство решило по-своему, и она согласно кивнула головой:
– Погощу, но не больше нескольких дней. Пора и честь знать.
* * *
За ужином выяснилось, что Филипп обожает квашеную капусту. С наигранным трагизмом в голосе он поведал, что в этом году мама еще не приступала к засолке и поэтому приходится довольствоваться жуткой маринованной капустой из местного магазинчика. Изображая тяготы жизни без капусты, он складывал руки на груди, корчил рожицы и добился того, что Аглая хохотала как ненормальная.
Поздней ночью, когда они с Филиппом разошлись по своим спальням, Аглая припомнила утюг для гнета в эмалированном ведерке и решила, что вполне справится с закваской. Ничего хитрого в рецепте нет. На капусту и морковь ее денег вполне хватит. Зимой Филипп еще долго будет доставать из банки квашеную капусту и вспоминать о ловкой русской девушке, у которой в руках спорится любая работа. Размышляя об отношениях с Филиппом, она начинала думать о себе отстраненно, как о чужой, поэтому очень хотелось, чтобы Филипп в ее лице оценил достоинства всех русских девушек. Забавно, но девушки почему-то представлялись в сарафанах и кокошниках.
Свежая капуста продавалась в местной лавочке, которой заправлял продавец арабского вида, заросший густыми черными волосами по самую шею. Три кочана за два евро Аглая едва дотащила до дому. Мысленно она называла дом Филиппа своим.
Дверь с улицы приоткрылась, когда капуста была нашинкована в широкий медный таз. Филипп? Так рано?
Аглая прижала руки к вспыхнувшим щекам, оставляя на них влажные полосы капустного сока, и в унисон ее мыслям нежный голосок вопросительно произнес:
– Филипп?
Вошедшая девушка была хорошенькой, как куколка, одетая в самую лучшую одежду, какая могла отыскаться в модном бутике. Облегающие светло-голубые джинсы подчеркивали стройность ног, а узкий вырез шелковой блузы с коротким рукавом идеально лежал вокруг длинной шеи, украшенной кулончиком в виде капли. При каждом движении девушки капля ярко вспыхивала холодным бриллиантовым блеском.
На фоне ангельского создания Аглая показалась себе толстой рыжей мочалкой с растрепанными волосами.
Изогнув бровь, девушка требовательно посмотрела на нее. На ее лице явственно нарисовалось крайнее удивление. Птичьим движением она осмотрелась по сторонам и спросила что-то по-французски, из чего Аглае удалось выудить только имя Филиппа. В стотысячный раз она пообещала себе, приехав домой, немедленно сесть за учебники и зубрить иностранный до потери пульса и сознания.
– Sorry, I don’t understand!
Было видно, что девушка чувствует себя здесь вполне свободно. Мягко прошлепав кроссовками по полу, она приблизилась вплотную к Аглае. Ее глаза оценивали, сопоставляли и изучали каждое Аглаино действие. По-английски девушка говорила еще стремительнее, чем по-французски.
– Где месье Филипп? Ты кто? Служанка?
Белокурые волосы девушки были столь идеально причесаны, что выглядели дорогим париком, который хотелось проверить на ощупь. Картинным жестом гостья заправила за ухо выбившуюся прядь и замолчала, ожидая ответа.
– Я не служанка. Я друг, – сказала Аглая. Она метнула взгляд на циферблат в виде тарелки с пейзажем. Стрелки подбирались к цифре четыре. – Филипп ушел на работу. Он вернется через два часа.
– Друг? Гелфренд? – искусно подкрашенный ротик девушки сделался таким же круглым, как и ее глаза. Она прикоснулась пальцами левой руки ко лбу, продемонстрировав изысканный перстень с крупным прозрачным камнем. – Филипп не терял времени зря, – ее лицо нервно скомкалось. Откинув голову, она засмеялась злым смехом, в котором пробивались клокочущие звуки, совершенно не вязавшиеся с ее обликом. – Я его невеста. Я, а не ты! Он любит меня очень сильно!
Девушка говорила раздельно и медленно, гвоздем вбивая Аглае в голову каждое слово. Над ее верхней губой масляно заблестели капельки пота. В ярости девушка то сжимала, то разжимала кулаки, как будто собиралась растерзать в клочья все, что попадется под руку. Ее речь становилась быстрее и быстрее, пока не превратилась в стремительный поток из
