разбегутся. Вот как нам надо поступить.
Снайпер нацелился. Раздался выстрел. И вдруг мы к своему прискорбию видим — учительница упала. Упала бедная учительница, и шляпка скатилась с ее головы.
Вдруг старший лейтенант, который глядел в бинокль, воскликнул:
— Боже мой! Так ведь это же не учительница. Глядите — это фриц. Вот и прическа ежиком. И усики на его лице.
Тут мы стали глядеть в бинокль. Действительно, видим, сплошь немцы. Самые настоящие фрицы, но только в юбках и в платках.
Тогда мы вызвали минометный огонь. И две мины упали прямо в толпу. И тут толпа побежала.
Видим — бегут фрицы, теряя юбки и платки.
И видим — прытче всех бежит пресловутая учительница, раненная в руку. Она падает, подымается и снова бежит, путаясь в своей юбке.
Наконец она сбрасывает с себя то, что ей мешает. И в суконных штанах и в высоких сапогах бежит дальше. И увидев все это, мы подняли такой частый и ураганный огонь, что даже сами удивились.
Мы задали им перцу — и за их нахальство, и за обман, и за то, что они в другой раз и в самом деле гонят перед собой мирных жителей, когда идут в атаку.
9. Сеанс для немцев
Позади наших траншей натянули огромный экран. И объявили — будут показывать немцам кино.
Некоторые из нас выразили сомнение, дескать, немцы сорвут сеанс — откроют огонь и погубят нашу установку.
Которые натягивали экран говорят:
— А вы взгляните — какой это экран. Это марля. Пускай немцы в нее стреляют — с ней ничего не произойдет, и катастрофы не будет.
Когда еще больше стемнело, начали сеанс.
Сначала показали кинохронику. Немцы вели себя прилично — не стреляли.
А когда начали вертеть комическую «Как фриц корову украл» — немцы стали стрелять.
Только смотрим — действительно, ничего не случается. Пульки проскакивают сквозь марлю, и сеанс продолжается.
Тогда немцы стали стрелять зажигательными пулями. Но и эти пули, видим, никакого вреда не приносят. Ну кое-где вспыхнет экран и сразу гаснет. Марля.
Но когда стали вертеть карикатуры на их руководителей, тогда гитлеровцы открыли орудийный огонь.
Однако сеанс продолжался. И у всех у нас возникло одно желание — довертеть ленту до конца, не дать немцам сорвать сеанс, чтоб не предоставить им морального перевеса.
И под грохот орудий это было выполнено с превышением, поскольку после ленты показали еще комическую обезьяну, похожую на Геббельса.
10. Уважили
Повели немцы наступление против нас. Шли они не особенно энергично. Припадали к земле. И мы сразу поняли, что они ведут всего лишь разведку.
В общем, они стали откатываться назад. Откатились. И на поле боя остались только убитые, некоторые раненые и те невредимые, которым уж очень не хотелось подниматься с земли под нашим губительным огнем.
И вот стоим у бойниц и наблюдаем за полем боя.
Вдруг видим, из одной воронки выскочил немецкий солдат. Он выскочил всего лишь на секунду. Помахал нам рукой. Показал для чего-то на свою ногу. И снова скрылся в воронке.
Сначала мы даже не поняли, что этому немцу нужно. Но вдруг видим, из воронки торчит его нога. Торчит его нога и немного покачивается, как бы говорит нам — давайте, стреляйте сюда.
Среди нас смех поднялся. Поскольку уж очень откровенное желание у немца.
И вот торчит его нога из воронки, а мы смеемся и вместе с тем соображаем, как нам поступить — уважить ли его просьбу или оставить ее без последствий. С одной стороны, как-то неохота выполнить его просьбу, оказать такую любезность этому арапу, пожелавшему выйти из войны. А с другой стороны, как будто полезно для дела — все-таки еще один гитлеровец будет сброшен со счетов. Да и финансовый урон нанесем фашистской лавочке, поскольку повезут этого пройдоху в тыл, начнут лечить, кормить, тратить на него горючее.
В общем, приходим к мысли — уважить его желание.
Наш снайпер Иван Андреевич Фролов — старший сержант, награжденный орденом Отечественной войны второй степени, говорит нам:
— Попробую, братки, покрепче его зацепить.
И с этими словами он стреляет.
Видим, пуля угодила сверхчувствительно. Нога аж кверху подскочила. И стон раздался.
И после долго никакого шевеления в воронке нельзя было заметить.
Уж не загнулся ли немчик, думаем. Нет, видим, не загнулся. Высовывается он из воронки и нам кулаком грозит. Выражает этим свое неудовольствие, что мы его чувствительно ранили.
Послали мы ему еще несколько добавочных пуль, но он молниеносно скрылся в воронке.
Когда стемнело, двое из нас подошли к воронке, чтоб посмотреть, там ли немец или уполз.
Оказывается, уполз. И никакой благодарственной записки нам не оставил.
11. В гостях у немцев
По немецкой земле мы не шли, а прямо летели, как на крыльях. И хотя фашисты оказывали яростное сопротивление, но мы сбивали их и двигались все глубже и глубже.
И однажды прямо с марша зашли в одну немецкую деревню. Слов нет, чистенько у них, аккуратно. Дома хотя однообразные, но приятные. И садики около них.
Видим, на отлете стоит домик, выкрашенный голубенькой краской. Причем двери открыты. Окна распахнуты. И на одном окне лежит газета и очки. И в садике велосипед стоит.
Из любопытства решили заглянуть в этот домик, решили, так сказать, побывать в гостях у немцев.
Наш сержант крикнул:
— Не входить в сад. И в домик не входить. И велосипед не трогать. Я имею подозрение, что там все минировано. Надо знать немцев.
Среди нас были опытные люди. Они произвели проверку. Мин не оказалось. И даже велосипед был свободен от мин.
Заглянули в комнату. Там стоит накрытый стол. На столе миска с супом. На тарелках закуски. И графинчик с красным вином.
И все так аппетитно выглядит, так заманчиво, что прямо нет сил отказаться за стол сесть.
Сержант кричит:
— Пищу не трогать. Все, вероятно, отравлено ядом. Глядите, как эти подлецы нарочно все выставили, чтоб прельстить наших бойцов.
Один из нас бросил кошке кусок колбасы. Та съела и хоть бы что. Еще просит.
Мимо дома проезжал наш санитарный отряд. Докторша осмотрела пищу и тоже нашла, что отравы нет.
Мы все удивились. Говорим:
— Чем же объяснить такую гуманность со стороны немцев?
Докторша говорит:
— Из этих мест немцы так поспешно удирали, что им было не до отравы.
Наш сержант говорит:
— Этим и только этим можно объяснить, почему в еде нет яда и почему в саду не понатыканы мины.
