вдруг посмотрел на нее именно так — как делал это весь мир раньше, еще тогда, до великого грехопадения. И она, сама не зная почему, вдруг обо всем ему рассказала. А он зачем-то сказал, что женится на ней. И папочка согласился. Он захотел ее наказать, вот и все, поэтому и выбрал для нее такого мужа. Сначала она даже собиралась его полюбить, назло отцу, взять и полюбить этого неотесанного простолюдина! Она очень старалась. Она бросилась отогревать его и почти поверила в то, что влюбилась, так она старалась войти в эту роль, но потом все-таки очнулась. Полюбить из благодарности не получилось. Потому что никакой благодарности не могло быть. Очень скоро она поймала себя на том, что не любит его, а мстит. За свою боль, за то, что он — не ее мечта, за то, что он — не Венсан. И за то, что Венсан так подло ее бросил, а Николаша так подло посмел на ней жениться! За то, что подвернулся так кстати, чтобы исправить ее подмоченную репутацию. Он исполнял все ее желания, он делал для нее все, но он все делал не так, все делал неправильно. Он не так дышал, не так смотрел, не так ел, не так дотрагивался. От него не так пахло, и это было самое ужасное — она не переносила его запах. От Венсана пахло Францией и несбывшимися надеждами. От Николая пахло деревенщиной и застарелым сиротством. И никакие французские одеколоны не могли перебить этот запах. Она правда пыталась его полюбить, она старалась, она очень старалась, но каждый раз из ее раненого сердца скользкой холодной гадюкой вылезала обида, и разливала в ней яд, и шипела ей в уши, и Тамарочка ничего не могла с ней поделать. Она не любила его, и в этом был виноват только он сам.
Николай. Сейчас
Он закрылся у себя в кабинете, просмотрел почту, провел совещание, поговорил с двумя филиалами. В висках почти перестало стучать, он очень любил свою работу и, как рыба в воду, нырнул в обычный рабочий день. Он слышал, что хлопала входная дверь, кто-то приходил или уходил, ему было все равно. И каждые десять минут он получал сообщения. Фотографии. Море. Горы. Старая изгородь, заплетенная фиолетовыми цветами. Сад. И гранаты. Они уже почти созрели. И ее руки. Ее глаза. Ее улыбка. «Моя жизнь, — шептал он ей. — Хаятым».
Он вышел из кабинета уже под вечер и тут же столкнулся с Виктором.
— Николаша! — воскликнул его сын и бросился обниматься. — Как же ты нас напугал! Мама мне рассказала. Прости, я так замотался, да и не хотел отвлекать тебя в отпуске, вот и не писал.
— Ты мне писал, — сказал Николай.
— Да? Ой, ну тогда гора с плеч. Значит, я все-таки не самый плохой сын, да?
— Ты просил денег на день рождения своей дочери. То есть напоминал, что я их не перевел. Но у меня, ты уж извини, были сломаны ребра и вывихнуто плечо, хотя тебя, похоже, это совсем не интересует, мой дорогой сын.
Он оставил Виктора в коридоре, а сам пошел в кладовку, ему нужно было достать из сейфа бумаги. Но тут из комнаты раздалось:
— Николаша! Иди сюда, иди же сюда!
«Господи, да за что мне все это?» — подумал он. У него просто не было сил с ней говорить. Надо было взять и уехать в гостиницу. Или к Леониду. Точно! Сейчас он позвонит Лене и уедет к нему. Ни минуты, ни секунды он больше не хотел оставаться в этом отравленном доме.
— Чего ты хотела, Тамара? — спросил он, заходя в большую гостиную.
Его пока еще супруга восседала на диване в картинной позе. Выглядела она на удивление трезвой, волосы собраны в прическу, и даже блузка была застегнула почти на все пуговицы.
— Николаша, — томно повторила она. — Ну, иди же сюда, сядь со мной рядом.
— Я не хочу, — честно сказал он, но она проигнорировала его слова и продолжала:
— Давай же, давай посидим, выпьем вина, проводим этот день! Вот и дети приехали, наши чудесные дети. — Она протянула ему бокал.
— Тамара, — вздохнул он. — Я не хочу сидеть, не хочу пить вино и провожать этот день. Моя жизнь и так — сплошные проводы моей собственной жизни. Так что хватит, честное слово. У меня нет сил на это фиглярство и пустые разговоры. Мы все обсудили. Просто отпусти меня, я очень тебя прошу.
— Куда тебя отпустить? — удивилась она и подняла тщательно нарисованные брови. — Ты опять хочешь в отпуск? Так поезжай, любимый. — Она снова настойчиво сунула ему в руку бокал. Он с неохотой взял его, чтобы она отстала.
— Ты издеваешься? — спросил он. — Не надо делать вид, что ничего не произошло или что ты ничего не помнишь. Мы разводимся, Тамара. Я от тебя ухожу.
— Что?! — Она вдруг резко подскочила с дивана. — Ты что, сошел с ума? Что ты такое говоришь? Дети! Дети, скорее идите сюда! Ваш отец сошел с ума! У него маразм!
Николай схватился за лоб и хлебнул вина из бокала. Какой дурак! Как он дал ей заманить себя в эту ловушку. Господи, до чего же это все ему надоело. Распашные двери гостиной открылись, и на пороге появились Виктор и Вика.
— Ваш отец свихнулся! Послушайте, что он несет.
— Николаша, что случилось? — испуганно спросила Вика.
— Мы с мамой разводимся, дорогая. Вы уже взрослые, я думаю, вы справитесь. Мы всегда воспитывали вас в уважении к другому человеку. Я очень надеюсь на ваше уважение и на ваше понимание, мои милые. Я очень вас люблю. — Он устало опустился на диван и сделал еще один глоток.
— Вот! — взвизгнула Тамарочка. — Вы слышали? Слышали этот бред?
— И давно он это решил? — спросила Вика, как будто отца в этой комнате не было.
— Да только что! Я не знаю, что на него нашло. Я позвала его посидеть рядышком на диване, как мы с ним любим, обнявшись, помечтать, выпить вина, проводить этот день, и вдруг — на тебе! Его понесло!
— Может, это сотрясение? — сказал Виктор. — Его ведь там хорошенько стукнуло по голове.
«Да это вы несете ерунду!» — захотелось крикнуть Николаю, но на него вдруг накатила жуткая усталость, а во рту пересохло. Он сделал еще один глоток и заметил, что рука сильно дрожит.
— Вон, смотри, у него и руки трясутся.
— Это точно травма. Мамочка, ты только не волнуйся, все будет хорошо.
