Анна пыталась, конечно, вразумить насмешниц: и, как могла, объяснила, что нет ничего смешного или стыдного в том, что произошло, и грозила, но все ее увещевания наталкивались на искренне не понимающие взгляды девиц. Ведь, по-хорошему говоря, они в отличие от отроков, не стесняющихся в выражениях, и вправду вроде и не делали ничего такого.
Открыто насмехаться или дразнить Павку после строгого внушения, сделанного Анной сразу же после памятного занятия в лекарской избе, даже Анька не решалась. Но случайно (или неслучайно) наткнувшись на него в крепостном дворе, девчонки многозначительно переглядывались и прыскали прямо в лицо злосчастному парню; пропустив его вперед, шушукались у него за спиной или при встрече утыкались в него ехидно-оценивающими взглядами да еще сновали глазами от лица до порток и обратно.
Девицы, скорее всего, и сами не замечали за собой такого поведения, а отроку житья не стало. Хуже всего то, что его откровенно не любили. Никакой симпатии этот самонадеянный и злокозненный мальчишка ни у кого не вызывал – уж больно бросалось в глаза, какое удовольствие доставляет ему чужая обида или злость, причем своими пакостями он искренне гордился, не понимая, какие ответные чувства вызывает. И сейчас получал то, что сам же и посеял.
Анна предчувствовала, что ничем хорошим все это не кончится, но придумать ничего не могла. В голову приходили только мысли об ужесточении наказаний, но, во-первых, зачастую и не объяснить словами, в чем заключалась провинность девицы, во-вторых, постоянно за всеми уследить невозможно, в-третьих, наказывать придется из-за Клюквы, а значит, его невзлюбят еще больше. Пришлось обращаться за советом к Филимону.
К удивлению боярыни, старый воин отнесся к происходящему совершенно спокойно, даже с легкой усмешкой.
– Ничего, Анюта, пускай на себе чужое злоязычие как следует распробует.
– Но ведь до беды же дойти может, дядька Филимон!
– Это если долго изводить, а если в меру, то только на пользу пойдет. Вот сегодня пусть его еще потреплют, а завтра прекратим.
– Да как прекратить-то?
– Хе-хе, Анюта, да если бы у нас средства против бабьих языков не было, так давно бы либо мы все с ума посходили, либо трепала ваши ядовитые поотрезали бы! Есть средство, завтра сама убедишься!
На следующий день построение на развод после завтрака почему-то задержалось. Отроки и девицы уже собрались перед трапезной, а Филимон все о чем-то беседовал с Кузьмой и дежурным урядником, и команду строиться никто не отдавал. Неожиданно из толпы отроков выбрался Клюква и нагло уставился на девиц. Разумеется, его появление тут же породило среди девок перешептывание, хихиканье и стрельбу глазами.
– Глядите-ка, как их разобрало! – громко поведал отрокам Павка. – Видать, понравилось меня за тайные места трогать! Еще хотят! А мне и не жалко, давайте, кому невтерпеж, за уголок отойдем, пока построение не объявили!
Девки разом умолкли: вчерашнее и сегодняшнее поведение Клюквы настолько разнились – просто небо и земля! Первой опомнилась Прасковья:
– Да за что тебя там трогать-то? Было бы чего доброго, а то…
– А ты, значит, многих трогала? – Клюква словно заранее знал, что скажет Проська. – Есть с чем сравнивать?
– Да уж как-нибудь… – Девица осеклась, вовремя сообразив, ЧТО чуть не ляпнула.
Отроки радостно загоготали, а Проська, мигом запунцовев, шмыгнула в двери кухни. Следом за ней, сами не зная с чего, поспешили другие девицы.
– Куда же вы? – разорялся вслед Клюква. – Я же знаю, вам хочется!
– Давайте! – вторили Павсирию отроки. – У нас много! Каждой по несколько штук хватит! Всласть наиграетесь!
Девки призывам не вняли и выбрались из кухни только после команды: «Академия, становись!», да и то не сразу – Анне пришлось их выгонять, а Кузьке орать на отроков, чтобы прекратить гогот и зубоскальство. И поехало! И в этот день, и на следующий, и потом, стоило только раздаться девичьему хихиканью, которое что мужам, что отрокам хуже иглы в зад, как тут же кто-нибудь из отроков орал: «Зовите скорее Клюкву! Девкам опять невтерпеж за уд подержаться!»
Дело дошло до горчайших обид, слез и жалоб боярыне:
– Да мы же не над ними смеемся, а они сразу…
Ответ что от наставниц, что от наставников был один:
– Поделом! Негоже благонравным девицам на людях хихикать, как дурам распоследним!
Что уж там рассказывал отрокам Клюква о своих приключениях в лекарской избе, оставалось только догадываться. Анне пересказали, например, такую байку: на вопрос одного из парней: «А с чего это ты телешом на крыльцо выскочил да в темницу запросился?» – Павсирий поведал прямо-таки душераздирающую историю: «Лежу это я там, удовольствие вкушаю. Девки меня трогают осторожно, ласково так… лепота! Но потом гляжу – они все больше и больше в раж входят! Под конец так разгорячились, что, того и гляди, вырвут с корнем! От такого не только побежишь – пташкой упорхнешь! Да еще и неизвестно: а вдруг вслед кинутся? Одно спасение – в темнице засесть! Девки-то там не водятся. Так что, если кому еще доведется, сразу всем в руки не давайтесь – одной, на крайний случай двоим, а больше ни-ни!»
И ведь нашелся умник! Явился к Юльке и предложил себя для учения девкам! О чем думал, каким местом?.. Юлька, надо отдать должное, ни ругаться не стала, ни удивления не выказала – велела тому умнику ложиться на стол, портки пока не снимать, а Слане и Польке готовить ремни, чтобы добровольца привязывать. Естественное же любопытство отрока: «Для чего привязывать? Сам же готов в девичьи руки отдаться», – лекарка удовлетворила пояснением: «Нынче у нас по расписанию урок зубодрания, чтобы помех не было». Договорить Юлька не успела – доброволец-умник не только вспорхнул со стола аки пташка, но даже и до темницы добежал быстрее Клюквы!
А тот совсем распоясался, просто проходу девицам не давал… Пришлось Анне снова лицезреть озорную, чуть ли не мальчишескую улыбку Филимона и слушать его успокаивающие речи:
– Потерпи, Анюта, денек-другой… на край – три. Все само уляжется к всеобщему удовлетворению. Думаешь, девицы твои долго такое терпеть будут?
– Да я потому и беспокоюсь – не натворили бы чего! Уже и на посиделки, как на войну, собираются. Вот выцарапают глаза твоему Клюкве, будет нам удовлетворение!
– Ничего-ничего, я думаю, без смертоубийства обойдется, да и без увечий. Зато польза будет обязательно!
И ведь как в воду глядел увечный десятник! Анна только много позже узнала, что Анька-младшая шепталась о чем-то с несколькими отроками, а так, с утра пораньше – как гром среди ясного неба: ночью в казарме Клюкве темную устроили да так отделали, что к Юльке его на руках нести пришлось! Как парень орал, пока лекарка вправляла ему свернутый на сторону нос да вырывала корень сломанного зуба, слышала вся крепость. А Тит и Макар, которые держали отрока во время лечения, рассказали Анне, что Юлька пообещала Павсирию, если тот не прекратит злоязычие, зашить ему рот суровой ниткой. Пообещала так, что даже Тит с Макаром устрашились.
