Книга Влюблённые - Лина Вальх

«Боюсь, если Лана… Джанет, — Эйлин раскатала настоящее имя подруги по языку, морщась от притворно горького вкуса, — захотела что-то сделать, я не смогу никак помочь.»

«Тогда, — голос с сожалением? вздохнул, словно он и сам был не рад это говорить, — мне будет очень жаль делать это с тобой.»

«Что?..»

Что-то невидимое ударило ее в солнечное сплетение, выбивая из легких весь воздух. Она повалилась на бок, сворачиваясь калачиком и прижимая к животу руку. Внутренности горели. Вены пузырились под кожей от закипающей в них крови, а Эйлин не могла вдохнуть. Она дрожала, судорожно открывала рот, но только выдыхала, хрипела и скребла ногтями по полу. Сердце разогналось, болезненно ударяясь о ребра. Язык скользнул по губам, слизывая проступивший на них металлический привкус, а раздражённые глаза горели — она смогла лишь плотно сжать их, спасая от раскалённого воздуха, — они слезились и текли слезами, кровью и чем-то еще, чем-то слишком густым для того, чтобы принадлежать человеку.

— Эйлин?.. — обеспокоенный голос Ланы скользнул по краю сознания Эйлин.

— Ну как здесь наша гостья?

Кто-то нажал на кнопку, подняв невидимую заслонку и пустив в ее лёгкие воздух. Накапливающееся внутри напряжение резко спало, но сейчас Эйлин была едва ли этому рада, повалившись на спину и с булькающим звуком втягивая в себя кислород. Глаза сочились, слипались и стягивались песчаным швом век, но ей не нужно было смотреть на вошедшего, чтобы узнать этот голос. Запах чеснока и яркие вспышки зелёного перед слепым взглядом складывались в разоруживающую для Эйлин картину: если она действительно была мертва, то не хотела бы встретиться в Аду с Эйданом.

Худший кошмар последних лет. Он проводил больше времени с ее отцом, нежели с Эйлин. Лучший выпускник курса, человек, с первой попытки сдавший не сдаваемый зачёт у Алана Маккензи, стриптизёр и сотрудник ФБР по выходным, он был причиной, по которой Эйлин всегда хотелось найти бумажный мешок и вывернуть в него свой желудок. Хотя, возможно, лучше было бы вывернуть в него желудок Эйдана, избавив мир от его удручающе скучного существования.

Он шагал медленно, преодолев расстояние между дверью и ими с Дж… с Ланой за непозволительные двадцать семь с четвертью секунды. Кожаные лакированные ботинки, вонь разлагающейся плоти и мужской парфюм — сочетание, от которого Эйлин будет тошнить еще очень долго, разворошившее палкой муравейник все время ускользающей от Маккензи, вертящейся на воображаемом языке логичную мысль.

Признавать которую она не хотела.

«Мой отец. Кто он?»

«Ты и сама знаешь ответ на этот вопрос, Эйлин Маккензи, — устало, скучающим тоном протянул голос. — Это насколько очевидно, что мне даже было бы стыдно вставлять это в экзаменационный билет для молодых элементалистов…»

«Идеал», — пробормотала Эйлин, чувствуя, как ее щеки холодеют от осознания произнесённого имени, впечатывающегося в каждую мысль в голове.

Идеал. Чёртов Идеал. Эйлин не знала его, не была с ним знакома, а данное ему имя звучало в ушах насмешкой надо всем живым в этом мире. Оно отдавалось на языке привкусом железа и миндаля, въедалось в кожу кислотой и, казалось, только и ждало момента, когда Эйлин произнесёт его, когда признает его существование, чтобы полностью захватить это маленькое человеческое тело. Идеал. Пальцы свело, мышцы на ногах прошли мелкой судорогой, и только спинка стула помогала Эйлин не повалиться на пол. Если все тело могло онеметь за секунду, превратиться в живую каменную статую и покрыться непроницаемой корочкой льда — это был тот самый момент.

Идеал. Великий Идеал. Эйлин знала его Эйлин дышала с ним одним воздухом и смотрела на один и тот же мир восхищёнными глазами. Имя растекалось по телу мягкими волнами, шумело в ушах морским прибоем и просило произнести себя еще раз. Оно отпечатывалось в ее сознании, мягко вырисовывалось на запотевшем стекле автомобиля и взмывало вверх лёгкими струйками приторного дыма. Идеал. Сознание потянуло молочным туманом, расслаблено обмякло и позволило всего одному слову захватить себя в приветственные объятия. Эйлин не шевелилась, боясь спугнуть секундное наваждение, за которым маячил знакомый силуэт мужчины. Его образ плыл, дёргался, как на зажёванной кассете, и менял свои очертания, пока не сложился в невысокую женскую фигуру. Идеал.

«Пять очков Гриффиндору, мисс Маккензи, — едко отозвался голос. — Вы как всегда проявили невероятную выдержку при обдумывании ответа, а ваши дедуктивные способности поражают воображение…»

«Заткнись», — сухо бросила Эйлин.

«Нет.»

«Да.»

— Она абсолютно бесполезна, — холодно отчеканила Джанет. Стул скрипнул и она поднялась на ноги. — Я изучаю ее уже неделю. Никаких признаков улучшений. Она не сможет открыть барьер.

Эйдан кашлянул и через секунду навис над Эйлин, обдавая своим зловонием и духотой. Он смотрел на неё — она видела себя в его глазах, видела дрожащее от отступившей боли тело, медленно вздымающуюся грудь и распахнутые голубые глаза, слепым взглядом шарящие по чужому лицу. Она пыталась найти на нем хоть что-то человеческое, но натыкалась только на животный оскал, выглядывающие из-под воротника края ран и пятна от ожогов на щеках.

Нужно было избавиться от него при первой возможности. Вместо этого она дала ему шанс на жизнь.

— На этот случай у меня всегда есть план «Б», — немного разочарованно протянул он. — Но смею напомнить, что у нас был уговор — твоя помощь в обмен на…

— Возвращение домой, — громким фырканьем оборвала его Джанет. — Раз мы проводим обмен любезностями — ты обещал сделать все, чтобы не допустить моего жертвоприношения.

— Жертвоприношения? — пискнула Эйлин, подав наконец признаки жизни.

Эйдан и Джанет уставились на неё, затем переглянулись и брови ее бывшего парня вопросительно взметнулись вверх.

— Ты ей не сказала?

— Ты нас прервал. — Пожала плечами Джанет. — Они убивают всех рыжих. И всех медиумов. Полагаю, Эйлин, тебе не трудно догадаться, каковы наши шансы выжить, если мы останемся в этом месте.

Дважды два — четыре. А один рыжий человек и один предположительно медиум равно жертвоприношение. Степень его успеха была относительной и стремилась практически к нулю, существование Эйлин в качестве медиума подвергалось сомнению даже ей самой, а дискриминация рыжих людей казалась вопиющей бестактностью. Из всех возможных вероятностей событий ни одна не приводила к проведению упомянутого события, а разложенные по папочкам воспоминания и мысли были одинаково бесполезны, когда Эйлин попыталась найти в них хоть что-то полезное. Ничего. Только пустота.

Пустота, которую скорее нужно было заполнить.

— И