– Не по своей вине.
– И что? Если ты его убьешь, у нас будут неприятности! Зачем?
Эрнесто вздохнул.
– А если я его отпущу, он попытается еще раз. И еще…
Тони замотала головой.
– Нет! Я поговорю с Ритой, она ему никогда развода не даст! Я подумала уже! А похищать еще раз он просто не решится, да и не сможет! Я просто подвоха не ожидала, вот и получилось…
Эрнесто в это не верил. Ну да ладно…
– Пока я его не убью. Потом посмотрим. Давай я тебя устрою в мобиле, а этого… – Эрнесто бросил взгляд на Освальдо – и припечатал от всей души: – В багажник! Жаль, я там навоза не возил…
Тони только рукой махнула.
Мужчины…
* * *
Возращение в город прошло тихо и незаметно.
Доволен был Крыс. Тони, не глядя, отсыпала ему горсть монет из кассы и пообещала любую помощь. Эрнесто не поскупился, а сеньор Пенья шепнул мальчишке что-то такое, отчего оборванец вообще расцвел июльской розой.
Явно не простое «спасибо».
Освальдо?
Эрнесто предлагал до утра оставить его в багажнике мобиля. Но мало ли что? А вот что с ним делать… слово с него взять? Пусть пообещает, что больше так не будет?
Ага, смешно! Цена тому слову – проглоченный воздух! Тьфу!
Выход подсказал Хосе Мануэль Пенья. То есть не сам выход, а направление к нему. Эрнесто подумал пару минут, и решил, что пока – сойдет.
Пенья понял, что идею его одобрили, и распрощался. И некроманты остались втроем.
Эрнесто в кресле Шальвена (теперь придется вернуть его законному хозяину, да и трубку тоже), Тони у него на коленях – она даже в машине не могла оторваться от мужчины, цеплялась за его рукав, как за последнюю надежду, и Освальдо. В кресле напротив.
Увязанный, потрепанный, полузадохнувшийся, но не сломленный. Надо доломать.
Риалон протянул руку и выдернул кляп у бывшего друга.
– Сволочь ты, Вальд.
– А ты, можно подумать, подснежник невинный, – окрысился Карраско. – Сам ты…
Ругань Эрнесто пропустил мимо ушей. И мило улыбнулся.
– Значит так. Сейчас я тебе освобожу руку. Писать будешь.
– Да пошел ты…
– Могу и пойти. Знаешь, прикончить тебя всяко проще.
– Не рискнешь. Тебя потом его величество…
– Простит. Может, сошлет куда поглубже, так меня это не испугает, – ухмыльнулся Эрнесто, из которого буквально на глазах лез обычный мальчишка с необычным даром. Таким он и в ученичестве был – нахальным и задорным. – Ты что думаешь, мы с Тони плакать будем? Еще и медовый месяц себе в глуши устроим, а то и медовый год!
Освальдо явственно скрипнул зубами.
– Казнить нас – не казнят, мы Короне услугу оказали. Не наградят, так и плевать три раза! Так что сейчас ты, Вальд, напишешь мне два признания. Об убийстве моей жены – первое. О покушении на Риту – второе. И если на меня хоть пушинка с тополя упадет, я их в тот же день обнародую.
Предсказуемо, Освальдо ответил руганью.
Предсказуемо, Эрнесто послал его еще дальше.
Тони поглядела на это, а потом отцепилась кое-как от любимого мужчины, да и пошла на кухню. Хотелось кофе.
Она поставила на огонь турку, засыпала кофе, добавила корицы, прислушалась. Эрнесто методично добивал заклятого друга аргументами.
Эрнесто, да…
О многом она сегодня подумала. Очень о многом.
И что была дурой.
И что Эрнесто обязательно ее найдет. И что Освальдо она сама угробит. И что…
Самое главное она осознала только сегодня. И понимала, что действительно – дура. Вот сеньора Долорес ей объясняла, а она не понимала. Не могла понять, в упор простых вещей не видела.
Любовь бывает разная.
Бывает, как удар молнии. Как было у ее родителей.
А бывает медленная, терпеливая… когда вроде бы ничем тебя таким и не било, а жить без этого человека ты все равно не сможешь.
Ты будешь ходить, кушать, разговаривать, улыбаться, но жизнь твоя будет пуста, как скорлупа сгнившего ореха. Это совсем другая любовь, неспешная, постепенная, сначала и незаметная, а можно ее и потом не осознать. Но она приходит. И когда ее замечаешь…
Тони чувствовала себя полнейшей дурой. Еще и кофе убежал…
Пришлось варить еще раз, оттирать плиту, потом выглядывать в гостиную…
Освальдо писал. Явно нехотя, злясь, раздражаясь, но писал. Эрнесто смотрел на это, и такого лица Тони у него еще никогда не видела. А ведь бывает, оказывается.
Свою темную сторону некромант ей не показывал, а она была. Жесткая, ледяная… он – некромант, а не мальчик на побегушках. А это накладывает свой отпечаток. И сейчас из глаз Эрнесто на Вальда смотрела сама смерть.
Не Ла Муэрте.
Эрнесто так бы позаботился о Вальде, что и концов не нашли бы. Не колебался бы ни секунды. Вальд хотел жить – и жить хорошо. Эрнесто готов был умереть, но забрав с собой врага. И более сильная воля ломила более слабую, как сухую ветку. Тони просто не знала его таким.
А было.
Не боится ли она вот этого страшного, чего уж там, человека?
Может ли Эрнесто так поступить и с ней? Приказать, сломать, заставить?
Тони ненадолго задумалась. А потом легко нашла ответ. Нет, не боится. Потому что Эрнесто не причинит ей вреда. Любовь проходит, как ни печально, но такое бывает. А вот благородство или есть, или его нет. И у Эрнесто оно было, хоть и не родился Риалон таном.
А у Освальдо – нет. И поколения благородных предков тут ничего не решали. Не убавляли, не добавляли…
Тони легко могла поверить, что Освальдо ее сегодня изнасилует. Но от Эрнесто такого ждать не приходилось. Ей бы и в страшном сне такое не приснилось.
Не потому, что ее любят. Потому, что тан Риалон выше подобной гадости. Освальдо не задумался убрать жену, которая ему мешала. Эрнесто попросил бы развода. Голым и босым ушел бы. Ладно… не совсем, но скупиться не стал бы.
Нет, Тони его совершенно не боялась. Просто не стала лезть под руку. Дождалась, пока Освальдо вылетит за дверь, и только тогда вошла в гостиную, поставила на стол кофе.
– Будешь?
– С корицей? – принюхался Эрнесто. Пристрастия Тони к этой пряности он не понимал, но и ничего против не имел. Почему нет? – Спасибо, хорошая моя…
Тони подождала, пока Эрнесто выпил кофе, а потом решительно села к нему на колени.
– Эрнесто… поцелуй меня. Пожалуйста.
– Тони? – опешил некромант.
– Да. Ты меня поцелуешь?
