и женщины в передниках и платьях попроще — служанки. Сквозь приоткрытые двери я заметила воинов-охранников.
— Какая прелесть, — проговорила женщина, прекратив хлопать в ладоши. Она подошла ко мне, позвякивая украшениями. — Прошу прощения за моих дочерей.
— Ох, да… я прощаю! — раскраснелась я, поняв, что передо мной императрица Ёрстрарики, Львица Востока. Около неё я сразу ощутила себя бестолковым ребёнком, ничтожеством. Я поклонилась ей. — Простите за оскорбление, я не знала, что говорю с дочерьми императора.
— А ты воспитанная…
— Это так странно? — уточнила я, поняв, что в глазах здешних знатных женщин выгляжу дикаркой. И с чего они так решили? Я, вроде, хорошо одета… — Я дочь князя Бернара Волка Юга из Сёдраланда, я обучена грамоте и должному воспитанию. Но твои дочери наговорили много неприятных вещей и задели меня. Не считаю, что моя просьба уйти несправедливая.
— Ты мне нравишься, девочка, — улыбнулась императрица.
— Княгиня Катерина.
Раз уж я тоже стану императрицей, то надо учиться держаться равной. Знатные женщины востока с чего-то мнили, что могут учить меня уму-разуму, словно я их дочь. Но я такая же, как они. Почему приходится напоминать?
— Что, девочка? — выгнула бровь госпожа императрица.
— Я княгиня, императрица, — заметила я. — Я жена князя Зигрида Рыжего, Горного Льва из Бергсланда. Пусть я пока не родила наследника, но я законная правительница, как и мой великий муж.
Императрица добродушно рассмеялась. Я тоже робко улыбнулась, хотя не поняла точно, она хохочет надо мной или я просто ей нравлюсь? Дочери императора стояли смирно, опустив глазки в пол. Я поняла, что их мать очень могущественная женщина, раз им нельзя даже глядеть на неё. А я смотрела. Рассматривала полноватое лицо императрицы с морщинками у тёмных глаз, её нежные руки с кольцами на пальцах. Она казалась мне такой изящной и женственной, словно Старая Мать. Хотела бы я быть такой в её лета.
— Ты гордая, княгиня Катерина, — заметила госпожа императрица. — Хорошо, я прошу прощения за проявленное неуважение. Идём со мной? Я постараюсь загладить свою вину.
Женщина одарила меня ласковой улыбкой. Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.
Императрица назвалась Марией и, как оказалось, «василиса» это было сходно с моим именем «княгиня». Она позвала меня на прогулку, чтобы показать дворец и сад. Расспрашивала меня об обычаях запада, о тамошних людях и городах, слушала с улыбкой, будто я была для неё диковинной зверушкой, а не девушкой. И меня задевало подобное отношение. Ох, много же придётся постараться, чтобы стать императрицей…
— Я считаю, что мы, девочки, должны держаться вместе, — сказала она, когда утомилась и предложила посидеть в белокаменном домике с колоннами и круглой крышей. Назвала его «беседкой». — Мужчины будут вечно то воевать, то мириться, а нам придётся хранить этот мир и восстанавливать его. Хорошие подруги — дорогое удовольствие, а мне думается, что наше с тобой соседство может стать плодотворным. Выпьем за знакомство, Катерина!
Мы пригубили вино и закусили сыром. Я сидела рядом, на мягких подушках, наброшенных на скамью. Императрица Мария вытянула ноги, и служанка мяла её уставшие ступни. Я поражалась здешним обычаям. Подобной власти у меня не было.
— Мне кажется, ты милая, — просто завершила свои слова Мария. Я смущённо улыбнулась.
— Ты тоже кажешься мне хорошей, — искренне восхитилась я. Императрица заливисто посмеялась. — Правда! У тебя добрые глаза, и ты очень красивая женщина.
— Ты мне льстишь, Катерина. Я уже стара. Удивляюсь, как василевс ещё не выставил меня за ворота!
Около нас была целая толпа прислуги. Нам подавали яства, подливали вино, обмахивали нас огромными листьями, чтобы создать прохладу. Я сделала глоток вина, а потом решила, что Мария достаточно любезно настроена ко мне, и спросила:
— Зачем ему выставлять тебя?
— Я уже выполнила долг: родила трёх сыновей и двух дочерей. Конечно, я рожала больше, но другие не пережили и первых месяцев.
— Мне жаль…
— Ничего, это пустое. Я давно оплакала своих малышей. Пусть покоятся с миром, — она сотворила знак, как было принято в этой стране: сделала крест у плеч. Потом Мария продолжила: — Василевсу я больше не интересна, как женщина. Я уже давно не юная девочка. Молоденькие наложницы более способны утолить его страсть, нежели я. Со мной, разве что, можно пить вино и рассуждать о былом, а не безобразничать.
Мария ухмыльнулась. Я тоже улыбнулась, но происходящее вовсе не казалось мне смешным. Сердце рвалось на части от её истории. Мне было искренне обидно за эту прекрасную женщину.
— У нас в Бергсланде за такую, как ты, выстроились бы в очередь, — проговорила я, качая в руке кубок. Императрица посмеялась.
— Да брось, кому я нужна!
— Я правду говорю! — воскликнула я. — Разве тебе не обидно, что другие женщины отнимают любовь твоего мужа?
— А разве у вас не так? — повела бровью императрица. Она жестом прогнала служанку, что ласкала её стопы, и вытянула стройные ноги на лежанке. — Любовь… любовь бывает лишь в романах и у простолюдинов. В том мире, где живём мы с тобой, любви нет. Только расчёт. Наш долг лишь в одном — в рождении великородных отпрысков. А после вечное забвение.
— У меня другой долг, — обрубила я.
Мария взглянула на меня со снисхождением. Я не стала говорить о своих мечтах и планах на этот мир. И уж точно не решилась бы рассказать о нашей с Зигом беде.
Глава 57
Апельсин
Следующим днём я проснулась удивительно бодрой. Настроение было прекрасным. Наверное, потому что я спала на мягкой постели с белыми простынями, а не в палатке на шкурах. Я проснулась раньше мужа, надела на голое тело рубашку и вышла на балкон. Солнце освещало пространство дворцового сада. Внизу суетились люди — прислуга и рабы. Я приложила ладошку ко лбу, оглядывая большой храм Господа с круглым куполом. Он стоял в отдалении от дворца, но был таким огромным, что виднелся даже отсюда. Интересно, а могу ли я сходить туда и глянуть поближе? Исак говорит, что храмы Господа очень красивые внутри. Полюбовавшись округой с высоты, я вернулась в покои. Слуги принесли завтрак прямо сюда. Я поблагодарила их и понесла поднос в постель.
— Зиг, просыпайся, — позвала я. — Нам принесли завтрак. Как мило, правда? Может, император хочет заключить мир?
— Или травануть нас, — проворчал муж.
Я закатила глаза. Он подложил подушки под спину, чтобы было удобнее сидеть, и прикрыл бёдра одеялом. Я поставила железный поднос между нами. Там были фрукты и сок, так понравившийся мне белый хлеб.
— И что станем делать? — спросила я, сглотнув слюну. Зиг прав, мы здесь враги. Еда
