Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
«У нас часто незаслуженно сурово карают за всякие мелкие проступки – за несвоевременную уплату штрафа, за нарушение правил дорожного движения, просрочку социальных платежей, незначительные правонарушения, – констатирует юрист, защитница прав племени нунгар и ученый Ханна Макглейд, активно лоббирующая отмену подобных репрессивных мер в родном штате Западная Австралия. – Многие аборигенки, женщины и юные девушки, ругаются на «копов». Они считают, что к ним придираются, относятся к ним с презрением. Все, что им остается, так это в сердцах послать правоохранителей куда подальше… Что до незарегистрированных питомцев, то действительно, аборигены часто держат собак и других домашних животных, которых им не по карману регистрировать. Почему люди не платят штрафы и пени? Потому что живут за чертой бедности, кое-как перебиваются на пособие. А долги и пени тем временем растут. Просрочка приводит к двукратному или трехкратному их увеличению». Конечно, многие читатели тут возразят: а как же личная ответственность за собственные действия и за действия своих питомцев? Или скажут: всех этих людей наказывают потому, что они действительно нарушили закон. Но подумайте вот о чем: к большинству белых жителей Австралии за те же нарушения не будут применены столь же суровые меры. В крайнем случае, им будет вынесено судебное предупреждение.
Аборигенов наказывают за незначительные правонарушения, хотя такие же проступки белым легко сходят с рук.
Во время весеннего фестиваля по случаю скачек[166] практически все напиваются и ведут себя немного асоциально, это ведь карнавал. Я живу в районе Кинг-Кросс в Сиднее много лет, но ни разу не видела, чтобы слегка подвыпившую молодую женщину, громко ругающуюся, гуляющую босиком с туфлями в руках и в шляпке набекрень, арестовала полиция и выписала ей штраф. Аборигенов штрафуют за мелкие правонарушения не потому, что для полиции так важно скрупулезное следование закону. Просто за представителями коренных народов другой надзор: их наказывают за провинности, которые другим легко сходят с рук.
Ассоциированный профессор Джон Уилльямс-Мозли, главный следователь Королевской комиссии по делам о смерти аборигенов, содержащихся под стражей, говорит, что коренные австралийцы в среднем в двадцать раз чаще подвергаются арестам, чем представители других рас. Полиция зачастую специально охотится за аборигенами, нарушающими общественный порядок, следуя собственным расистским стереотипам. [12] Особенное бешенство вызывает у Ханны Макглейд история Тамики Муллали из Брума: «Я вам не рассказывала о ней? – спрашивает она. – Как жаль, что люди не знают об этом случае!» Тут я перебиваю Ханну: мне рассказывали, что несколько лет назад в Бруме произошло нечто ужасное, но никто не знал, как зовут героиню этой истории. «Да, – кивает Макглейд, – мы все в курсе, кто такая Рози Бэтти, но о Тамике, маленьком Чарли и их трагедии никто не слышал. На нее наше сочувствие не распространяется».
* * *
Я не имела представления о Тамике Муллали, а ведь мне следовало бы знать о ней, как и всем нам. То, что произошло, должно было вызвать скандал национального масштаба. Полиция выдвинула обвинения против этой женщины в 2015-м, в тот год, когда Рози Бэтти стала «Человеком года» в Австралии, и журналисты начали активно публиковать материалы о домашнем насилии. Но история Тамики и Чарли Муллали практически не освещалась за пределами Западной Австралии. Было, пожалуй, лишь несколько кратких репортажей об этих событиях.
За последние пять лет мне довелось столкнуться с несколькими по-настоящему шокирующими случаями. Я рыдала и ярилась бесчисленное количество раз. Но никакие мои эмоции не идут в сравнение с гневом, охватившим меня после того, как я прочитала об этой женщине и ее ребенке. Заранее предупреждаю: от этой истории волосы у вас встанут дыбом. Я постаралась описать ее максимально сдержанно, приводя лишь ключевые детали. Если сможете, прочтите.
Все началось вечером 19 марта 2013 года во время празднования дня рождения отца Тамики, Эдварда, или, как зовут его в семье, Теда.
«Мы съели небольшой тортик, – вспоминает он. – После этого Тамика собиралась пойти погулять». Тед, внешне похожий на поэта-хиппи из буша или на пожилого рокера, говорит четко и внятно. У него длинные, свисающие вниз усы, бородка-эспаньолка, волнистые волосы ниспадают до плеч. Тед Муллали – владелец процветающего бизнеса, связанного с грузоперевозками. Он, как и большинство аборигенов, заботливый дедушка, в свободное время присматривает за внуками.
Его дочь, собираясь на вечеринку, спросила, может ли отец ночью присмотреть за десятимесячным Чарли. «До сих пор не могу простить себе, что я отказал ей тогда. Я понадеялся, что, если ей придется взять ребенка с собой, она будет вести себя более ответственно и вернется домой в приличное время». Тед и не знал, что беда уже на пороге. Тамика недавно вернулась из Перта, и до нее дошли слухи, что ее новый бойфренд Мервин Белл в ее отсутствие изменял ей. В тот вечер они выпивали с друзьями, и Мервин вел себя как-то странно. Тамика собиралась с духом, чтобы откровенно поговорить с ним. Уже будучи в гостях, она укачала маленького Чарли, уложила его в комнате и вышла в другую, чтобы присоединится к остальной компании.
О дальнейших событиях я расспрашивала ее сама (она находилась в Бруме, мы беседовали по телефону). «В разговоре с Беллом я упомянула о разговорах, которые до меня дошли, а он повел себя как последний негодяй», – рассказала Тамика. Было уже поздно, и она решила сходить к подруге, чтобы забрать у той коляску и увезти в ней Чарли домой. Мервин ехал за ней по пятам в машине и в какой-то момент напал на нее. «Он как-то резко подскочил и ударил меня. Я попыталась увернуться, но он принялся колотить меня еще сильнее, сбил с ног, а потом сорвал одежду». Медсестра из местной больницы, живущая поблизости, услышала крики, доносящиеся с улицы, и увидела в окно, как Мервин избивает Тамику. Свидетельница выбежала из дома и закричала разбушевавшемуся парню, чтобы тот убирался прочь, а затем вызвала полицию.
Тед уже лег, когда зазвонил телефон. Звонила та самая медсестра. Она сказала, что сильно избитая и практически голая Тамика укрывается на автостоянке. Она завернулась в простыню, которую принесла медсестра. Полиция уже на подходе. Тед запрыгнул в машину и помчался на место происшествия. Он отчаянно хотел попасть туда раньше, чем прибудут стражи порядка. Когда он повернул на нужную улицу, сердце его упало – издали были видны полицейские мигалки. Его дочь была в ужасном состоянии, вся в крови. Она плакала и кричала полицейским: «Уходите, вы никому здесь не нужны». Но те неумолимо надвигались на нее.
Потом они внесут в протокол, что пострадавшая называла их «придурками» и кричала «проваливайте». Ей совсем не хотелось внимания со стороны властей. «Я знаю, что от нашей городской полиции не будет толку, – объяснила мне она. – Я хотела, чтобы отец забрал меня, и не желала, чтобы меня видели чужие – обнаженную и в крови. У нас много знакомых в городке, да и вообще все это произошло на одной из центральных улиц». Но полицейские отказались уезжать. «Нам положено разбираться с подобными происшествиями, – сказал один из офицеров. – А здесь женщина без одежды. Ее, как оказалось, выкинули из машины». Они требовали, чтобы Тамика рассказала о случившемся. Но почему надо было допрашивать ее именно в тот момент и в этом месте? Она – жертва нападения, у нее серьезные травмы. Ей требовалась срочная медицинская помощь, а внимание правоохранителей было совсем ни к чему. Как засвидетельствовал потом другой офицер: «В правом глазу у Тамики было сильное кровоизлияние». [13] Это один из признаков серьезной травмы головы. А значит, ее поведение не могло быть адекватным, а память – ясной. Полицейские были обязаны записать ее в протоколе прежде всего как жертву и уж во вторую очередь как свидетеля. Более того, были и другие свидетели – вызывавшая стражей порядка медсестра сразу дала показания. Да и подъехавший Тед предположил, что преступник – Мервин Белл. Имея всю эту информацию, неужели полицейским так уж необходимо было мучить жертву расспросами? Тамика рассказывает об этом так: «Я была вся в синяках, он бил меня по голове, да и по всему телу. И да, я не желала беседовать с полицией. Мне нужно было, чтобы меня перенесли в машину и отвезли домой, а обидчика потом нашли и призвали к ответу». Но полицейские настаивали на том, чтобы она им все объяснила. Пострадавшая почувствовала себя загнанной в угол, она была в отчаянии и в какой-то момент плюнула в одного из стражей порядка, констебля Пола Мура. Тед слышал, как Мур произнес: «Ну все!» – и бросился к Тамике. «В тот момент Чарли все еще был у нее на руках, – вспоминает Тед. – Я тоже ринулся к ней, выхватил младенца, передал какой-то девушке, стоявшей рядом, а сам вернулся к дочери, чтобы защитить ее». Все смешалось и завертелось: Тамика пыталась спастись от полицейских за отцовской машиной, но Мур нагнал ее, повалил на живот и коленом придавил к земле. «Она вопила: “Папа, помоги мне, помоги!” – рассказывает Тед. – Я крикнул, чтобы он отпустил ее и позвал женщину-полицейского». Как только Мур поднялся, Тамика вскочила в машину и заблокировала двери. Полицейские окружили автомобиль и стали дубинками колотить по окнам. «Когда им удалось наконец разбить окно пассажирского сиденья, дочь выскочила с водительской стороны, а они ее схватили и снова повалили на землю, а потом потащили в свою машину», – говорит отец Тамики. Когда он с возмущением спросил, что они творят, один ответил, что ее повезут в тюрьму. «Как вы можете, ей нужна помощь! Вызовите “Скорую”!» – возмутился отец. «“Скорая” не приедет», – ответили ему. «Почему?» – «Не приедет, и все». – «Тогда вы отвезите ее в больницу».
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140