Огонь вокруг ревел, почти добравшись до Козлоногого. Хавьер мелькал сбоку, отбиваясь от киборга поднятой винтовкой. Дуайт, подхватив Изабель, замер, увидев второго демона, ожидавшего их внизу.
Ведьма оказалась совсем молоденькой. Девчушкой без единой капли индейской крови. Самой обычной фермерской дочкой, чуть ли не в передничке. Только вот девчонки с ранчо обычно все красивые, с красными губками… а не с лягушачье растянутым бесцветным ртом. Дуайт не успел выстрелить первым. Ведьма успела сделать ход. Растянув рот и надув горло, она шагнула вперед, пригибаясь. Дуайт выстрелил одновременно с шипением и криком Изабель, тут же прервавшимся.
«Упокойник» не подвел, да и ведьма – не ее хозяин. Мелькнули стертые каблучки башмачков, девчонку сломало, отбрасывая назад. От головы мало что осталось.
На лице Изабель, остывая, паря и почти всхлипывая, застывало что-то мерзкое, красное. Такого цвета должны были быть губы у девчушки-ведьмы. И это чертово «что-то» не давало ей дышать. Дуайт вцепился пальцами в тянущуюся и не рвущуюся дрянь, потянул, понимая, что без толку. Потянул, глядя на испуганный, с лопнувшими сосудами карий глаз, смотрящий на него с надеждой.
– Хавьер!
Голос командора разнесся вокруг. Перекрыл треск, шипение и начинающийся грохот падающих кусков стен. Дуайт вздрогнул, втянув голову в плечи, и оглянулся в сторону друга.
– Время пришло!
Время? Время чего?!
Козлоногий, шагнув в сторону от ревущего пламени, замер. Воздух поплыл, потемнел, наливаясь страшным, пахнущим смертью. Дрогнул, прямо над головой человека в деловом костюме завихрился, став почти черным. Воздух, пахнущий гарью и свежей кровью, казался осязаемым, наливающимся плотью, становящимся чем-то другим.
Все заняло несколько мгновений. Но Дуайт успел увидеть нужное, то, что не забудешь никогда, как ни желай этого.
Козлоногий, уже не такой безмятежный и спокойный, сгорбился, вытягивая вперед ладони в черных перчатках. Поменялся лишь лицом, побледневшим, залитым потом, с перекошенным от ярости ртом. А вот воздух вокруг него… воздух соткался в выросшую, бугрящуюся наростами, отбрасывающую чудовищную тень фигуру. Странную. Жуткую. Пугающую.
Марк и Козлоногий ударили одновременно. Полупрозрачной волной, ломающей все на своем пути, и огромным багрово-рыжим, с черными кромками, цветком, рвущимся к врагу.
Зал-бункер вздрогнул, охнув тысячами фунтов металла, дерева и пластика. Рвущихся, ломающихся, трескающихся, гнущихся и разлетающихся в стороны. Заскрежетали две ближайшие опоры, лопнули посередине, раскрываясь стальными распятиями.
Мойру подхватило в воздух, закрутило, бросило прямо на них, вместе с никак не умирающим смертоглавом. Но… Зверь умер сразу, похожий на бабочку за стеклом, насквозь пробитую иглой. Мойра закричала, не желая умирать.
Рухнул кусок потолка, прижимая ноги Изабель к полу, рассыпаясь крошевом по Дуайту. Огромная каменная плита упала на оставшихся киберохранников, хрустнув их телами.
Хавьер, прямой, негнущийся, целящийся из подобранного «бульдога», стрелял короткими очередями. Пули, лениво прорываясь через полупрозрачную волну, впивались в незащищенный бок Козлоногого, теснили его дальше, отбрасывали.
Марк, отступая, упал к машине, урчащей у стены. Машине, в глубине огромного прозрачного центра которой клубилось и сверкало дьявольское семя, утягиваемое воздухом к нескольким трубам. Командор успел ударить еще раз, прямо на глазах вспыхивая и обгорая. А потом, чуть не разрезав пополам рухнувшего уголька-человека, из-под потолка, сверкнув льдисто и остро, упали прозрачные панели, закрывшие машину лепестками.
Дуайт проследил за огненной волной, нырнувшей в обнажившееся чрево горы, изрытое ходами, прячущими в себе мили кабелей, вентиляции и огромную, куда больше, чем в лаборатории, ловушку, закрывающую Врата. К ним, взбурлившим серыми живыми головами, рвущимися к людям, протянулась плотная огненная дорожка…
Ударило взрывом. Сильно, заполнив весь зал пылью, дымом, тленом и паленым мясом. Козлоногий упал, откатившись по гладкой резине под ногами. Дуайт закашлялся, пытаясь рассмотреть что-то вокруг. Прищурился, слыша непрекращающийся стук со стороны Хавьера. Но куда больше Дуайта беспокоила Изабель, заваленная обломками. Он тянул ее, чувствуя, что подается, что он должен успеть ее вытащить. А все остальное… Все остальное потом.
Козлоногий, шатаясь и держась за поручни, шел к дальней стене. Пули влажно чмокали его в спину, чиркали по голове. Но он шел дальше, почти ровно, покачивая портфелем и не оглядываясь.
Дуайт, до боли прикусив губу, тащил и тащил Изабель. Та еще дышала, еще скребла вокруг руками. Расплывшееся красное желе, накрывшее лицо, вздымалось пузырем надо ртом, но не лопалось. Хавьер, расстреляв магазин, кричал что-то Дуайту, но тот не слышал. Не хотел слышать, плевать хотел на все и всех.
Судьба мира, судьба Анклава, судьба тысяч невинных… да в пекло! Его судьба боролась, как и всю свою жизнь, боролась за возможность увидеть новый рассвет, вдохнуть раскаленную пустыню, улыбнуться первым звездам.
Дуайт тащил, не замечая собственного крика. Нога, проваливаясь в боль, подводила, подкашивалась. Но он уже шел назад, прижимая к себе Изабель. Правая рука висела плетью, так пока и обездвиженная. Изабель хрипела под алой пленкой, не поддающейся пальцам Дуайта.
Выбравшиеся защитники Козлоногого пробрались к хозяину. Потрескивая искрами, дымясь и обливаясь светлыми потеками, бежавшими по их сосудам вместо крови, отступали. Закрывали лорда Дьявольских земель собственными телами, принимающими пули последнего магазина Хавьера, невесть где им раздобытого. Качались, спотыкались, почти падали, но закрывали фигуру в деловом костюме, покрытом блестящей темной кровью.
Мойра, висящая на своем перекореженном распятии, кричала не замолкая. Плоть девчонки, пробитая перекрученными стальными прутьями, рвалась, подавалась, спуская ее все ниже. Мойра кричала, плакала, проклинала всех и вся и просила помощи. Дуайт, рвущий слизь с лица Изабель, звал Хавьера, отбросившего «бульдога» и решившего догнать Козлоногого с голыми руками.
– Сними ее! Сними! Утащи, пока можно!
Хавьер, отчетливо скрипя зубами, сделал первый шаг. Дуайт понял. Понял, вспомнив поход Хави в церковь перед отправлением сюда. Сволочи, чертовы святоши, чертовы ублюдки! Церковник, обработавший в Вегасе его мозг, знал свое дело.
– Хавьер!
Хавьер застыл, глядя на шатающегося, но уходящего врага. Замер, побелев, с выступившими венами на лбу и висках. И смог развернуться, еле-еле двигаясь к кричащей Мойре.
Вокруг полыхало все сильнее. Огонь пожирал пластик, дерево и ткань, раскалял до алого свечения уже заметные кое-где фермы и трубы. Бункер стонал, понимая и принимая собственную смерть.
За стеклянными панелями, накрывшими машину, посылающую дьяволово семя, шевельнулась обгоревшая головешка, бывшая недавно командором Марком. Шевельнулась, приподнимаясь на руках. Козлоногий, почти проковылявший половину пути, замер, уставившись на него. И пошел быстрее, несколько раз оступившись и почти упав. Портфель его при этом ни разу не коснулся бетона.