Книга Екатерина Великая - Анри Труайя

Войдя туда около восьми тридцати вечера, он сразу понимает, что дела обстоят хорошо. Все высокопоставленные сановники выстроились в ряд и отвешивают ему земной поклон. Платон Зубов, превратившийся в петрушку, и вице-канцлер Безбородко, дрожащий за свое место, бухаются перед Павлом на колени. Он поднимает и обнимает их, проходит через толпу придворных, бормочущих вслед ему благословения, входит в спальню умирающей, бросает холодный взгляд на раздувшееся, искаженное лицо в пятнах, падает ниц у ее ног, затем встает и обращается к собравшимся врачам. По их мнению, кончина близка. Павел приказывает позвать архиепископа Гавриила для соборования.

Павел входит в кабинет по соседству со спальней, и туда по одному начинают заходить посетители. Там готовится будущее. Вице-канцлер Безбородко умоляет Ростопчина замолвить слово о нем перед будущим хозяином России. Цесаревичи Константин и Александр подходят к отцу с почтением, очень ему понравившимся. Оба – в прусской форме гатчинских батальонов; они знают, как угодить отцу. При жизни императрицы они никогда не решились бы прийти во дворец в такой одежде. Теперь ясно: Александр отрекся от престола. Он не позовет гвардию на помощь, чтобы отстоять свои права. Этот мундир из грубого зеленого сукна лучше всяких словесных заявлений гарантирует его повиновение. Однако за стеной Екатерина все еще борется со смертью. Она все еще цепляется за Россию. Отзвуки ее глухого прерывистого хрипа смешиваются с разговорами тех, кто в двух шагах от нее обдумывает будущее. Ночь проходит в обстановке тревожной неуверенности и мрачного нетерпения.

Утром 6(17) ноября 1796 года императрица все еще жива. Лицо ее, по свидетельству Ростопчина, постоянно меняет оттенки цвета, от мертвенно-бледного до красного и даже лилового: «То кровь приливала к лицу ее, искажая лицо, то отхлынивала, и черты принимали привычный естественный вид. Время от времени доктор Роджерсон, или лакей Зотов, или горничная Перекузикина подходят к больной поправить подушки и вытереть розоватую пену, вытекающую изо рта. Платон Зубов отсутствующим взглядом следит за их движениями. По свидетельству очевидцев, он выглядит как человек „в крайней степени отчаяния“. Опасаются за его рассудок. Перекузикина громко плачет и ходит, ходит вокруг кровати хозяйки, „словно ждет ее пробуждения“».

Павел безучастен к этим причитаниям и делает то, что следует делать в первую очередь. Он велит Безбородко и генеральному прокурору Самойлову разобрать и опечатать все бумаги, находящиеся в рабочем столе императрицы и в столе Платона Зубова. Из ящиков вынимают все бумаги, связывают пачки писем, докладов, в горячий сургуч опускают печать императрицы. Манифест об отречении от власти есть в архиве? По мнению современников, да. Безбородко привлекает внимание Павла на запечатанный конверт, обвязанный черной лентой с надписью: «Открыть после моей смерти в Совете». Не говоря ни слова, наследник престола берет конверт, а увидев, что Безбородко указывает ему взглядом на камин, где горят дрова, бросает документ в огонь. Нет больше свидетельства о воле Екатерины.[159]

В девять часов доктор Роджерсон входит в кабинет, где сидит Павел, и докладывает, что приближается последний час. С женой, Александром, Константином и несколькими высшими сановниками великий князь подходит к изголовью той, что еще на несколько минут остается императрицей России. В груди ее словно мехи то сокращаются, то расширяются; по бледному лицу пробегает конвульсия; в приоткрытом рту дрожит кончик языка.

«До конца дней моих буду хранить в памяти эту минуту, – пишет Ростопчин. – Справа – великий князь, наследник престола, великая княгиня и их дети, в изголовье мы с Плещеевым; слева – врач и люди, обслуживавшие императрицу в ее личной жизни… Тишина и молчание присутствующих, взоры устремлены в одну точку, полутьма, царящая в спальне, все внушает страх и предвещает приход смерти. Часы бьют четверть десятого, и Екатерина Великая испускает последний вздох и, подобно всем смертным, предстает перед Божьим судом».

Как только жизнь покинула Екатерину, лицо ее принимает выражение величественного покоя. Павел встает на колени и крестится. За дверью теснится толпа придворных. К ним выходит генеральный прокурор Самойлов и объявляет: «Господа, императрица Екатерина скончалась, и на престол взошел сын ее, император Павел». На лицах у всех выражение, приличествующее обстоятельствам. «Похоже было, – продолжает Ростопчин, – что мы оказались в положении путника, потерявшего дорогу, но каждый надеялся вот-вот найти ее». Воцаряется торжественная радость. Люди плачут и обнимаются. Россия продолжается. Велено всем немедленно пройти в дворцовую часовню для принесения присяги. Полдень. Происходит какая-то толчея, толкотня. Спешно приносят трон в алтарную часть церкви. Павел, опьяненный нежданным везением, садится на место, где сидела его мать. Курносое, обезьяноподобное лицо его с отвислой нижней губой и сине-зелеными глазами навыкате выражает чванливое удовлетворение. Начинается процедура. Первой жена Павла целует крест и Евангелие, подходит к императору и троекратно лобызает его рот и глаза. Затем следуют великий князь Александр с женой и великий князь Константин с женой,[160] цесаревны Александра, Елена, Мария и Екатерина, дочери Павла. Зачитывая текст присяги, все преклоняют колена перед Его величеством и прикасаются губами к правой руке. За императорской семьей следуют митрополит Гавриил, духовенство, высшие сановники двора. Все они клянутся в верности новому царю. А тот никак не насладится вволю своим триумфом. По окончании церемонии он идет бросить последний взгляд на покойницу императрицу. Потом принимает парад гвардейского полка, надув щеки и топнув ногой, выражает недовольство плохой выправкой солдат, затем удаляется в рабочий кабинет для беседы с приближенными. Став хозяином России, он думает лишь о том, как лучше уничтожить все, что было создано его матерью, и связать концы исторической нити, оборванной убийством его отца в 1762 году.

* * *

Получив сообщение о смерти императрицы, принц де Линь восклицает: «Екатерина Великий (надеюсь, что вся Европа подтвердит такое имя, которое я ей дал), Екатерина Великий скончался. Эти слова трудно произнести!.. Угасло самое яркое светило нашего полушария!» Такая надгробная речь ничего не добавляет к славе покойной. Она при жизни наслышалась самых смелых восхвалений. Но и оскорблений тоже. «Семирамида» и «Мессалина». Всю свою жизнь она трудилась для величия славы своей. Конечно, она искренне и горячо любила русский народ, но не о своем ли собственном престиже думала она в первую очередь, в минуту подписания того или иного союза или объявления войны? И несомненно, результаты налицо: уничтожение турецкого владычества, присоединение Крыма и портовых городов на Черном море, раздел Польши… Все во имя справедливости, международного равновесия, священных интересов империи. Но на самом деле с каждой победой возвеличивалась Екатерина. Эта глыба, сгусток воли имеет непростую структуру. Благородные философские мысли не помешали ей усилить крепостное право в России путем раздачи земель и крепостных своему окружению из тех, кто верно служил престолу и ее ложу. Сто раз провозглашала она себя либералкой, приставила «якобинца» Лагарпа в качестве наставника своим внукам, но действовала всегда как самодержица, хмурящая брови при малейшем нарушении общественного порядка. Восстание, революция, Конвент – не было ничего страшнее этого для самодержицы с сердцем республиканки. Она демонстративно помогала иностранным писателям и художникам, но не столько из дружбы к ним, сколько ради пропаганды самой себя в европейских кругах. Она много читала, но бессистемно, «все подряд», как она сама говорила, и образование ее являет собой винегрет из модных познаний. Была она во главе православной церкви, но следовала скептицизму а-ля Вольтер. Полагала, что правит самостоятельно, а опиралась постоянно на дворянство, которое, благодаря ей, стало господствующим классом как в экономическом, так и в политическом плане. В любовных своих связях она была ханжой на словах и ненасытно-яростной в постели. Со своим сангвиническим и бурным характером, она никогда не была слепой служанкой порока. Только естественный аппетит руководил ею. Для нее мужчины были лишь инструментом для наслаждения. Она отбирала молодых, красивых, сильных и, по возможности, не очень глупых. Некоторые из них к тому же становились ее друзьями и советчиками. Но редко кому позволяла она опередить себя. Для нее жизнь всегда сводилась к соотношению сил между людьми. Слабые должны погибнуть. Будущее принадлежит смелым, темпераментным, упрямым, мужественным. Впрочем, эти мужественные могут иметь внешность весьма соблазнительно-женственную. Разве сама она – не доказательство этому? Временами она умела быть нежной, доброй, сентиментальной. Но затем она быстро берет себя в руки. Чего только она не любила на свете? Смех и книги, мужчин и животных, деревья и детей! Но никогда ничто из этого не заслоняло собой политику. Это была заядлая труженица. И вместе с тем обольстительница, соединяющая в себе прелесть своего пола и мужественную властность. Все, чего она хотела, она добивалась благодаря терпению, уму, твердости, мужеству, умела, когда нужно, брать на себя невероятный риск, неожиданно меняя курс, чтобы вернее достигнуть цели. Эта немецкая принцесса не только выучила русский язык и сменила веру, чтобы править страной, ставшей для нее вторым отечеством. Она вобрала в себя душу этой удивительной нации. Она захотела стать воплощением России, хотя ни капли русской крови в ней не было. Возможно, это и есть самое удивительное ее достижение. Злейшие враги не посмели отказать ей в этом. Как только весть о ее смерти распространилась по городу, народ стал собираться у Зимнего дворца. Сотни людей стояли на коленях в снегу. А как же, ведь при «матушке Екатерине» не так уж плохо жилось горожанам! Как-то сложится жизнь при этом Павле I, ведь говорят, что он больше немец, чем русский?