Эта воинственная религия внушала обитателям Севера презрение к жизни, заставлявшее их слепо бросаться в самую очевидную гибель и искать смерти как конца трудов своих и начала жизни за гробом. Товарищи, о которых говорит Тацит и которые посвящали себя воинственным начальникам Германии, были известны на Севере под названием кэмперов (koemper) или бойцов. Узы, привязывавшие их к господам своим, разрывались только смертью. Этот образец варварского рыцарства имел также свои правила: кэмперу запрещено было похищать женщин и детей, искать убежища от непогоды и перевязывать раны свои прежде окончания битвы. Когда воинственный жар этих бойцов выступал из границ, они вступали в ряды берзекеров (berseker) или неистовых бойцов. Мужество этих воинов подвергалось ударам врагов и ярости бурь, морской разбой был для них необходимостью.
Датчане и скандинавы повиновались высшим начальникам, называемым овер-конгар (over-kongar), и начальникам – данникам, или вассалам, унтер-конгар (unter-kongar), которые по большей части вели свое происхождение от Одина. Наследование их, как в Германии, зависело частью от выборов, частью от права происхождения. Первых было по четыре в Дании, т. е. двое в Ютландии, один в Леире и один в Скании. В Норвегии считалось до восемнадцати, а в Швеции меньше. После низших начальников следовали ярлы (jarls) или графы, которые имели под своей властью вассалов, называемых (по-немецки herren, бароны) и вели на войну людей свободных, известных под названием бендсов (bends).
Если после высшего начальника оставалось несколько сыновей, то те из них, которые не имели никакого участка в поземельном наследстве, делались предводителями морских наездников и принимали название королей моря (seekongar); их называли викингами (Wikingr), если они управляли станцией или морским постом при берегах. Достаточно бросить взгляд на карту Севера, чтобы увидеть, что море должно было представлять гораздо более средств к существованию, нежели суша, когда земледелие находилось в младенчестве и минеральные богатства Скандинавских гор были еще неизвестны тем, которые попирали их ногами. Поэтому недостаток хлебных растений и других растительных произведений принудил северные народы прибегнуть к неистощимой плодовитости Норвежского моря, самого изобильного рыбой на нашем полушарии. Но, несмотря на этот драгоценный промысел, скандинавские народы часто подвергались голоду. Между прочим, голод, опустошавший Ютландию в царствование конгара Снио, внушил Тингу (Thing), генеральному собранию Вильборга ужасный закон, которым повелевалось умерщвлять детей и стариков народонаселения. Но отчаяние одной матери сыскало совет менее ужасный: положили посредством жребия выбирать людей, которые должны были покинуть земли, неспособные пропитать их. Подобные эмиграции возобновлялись впоследствии и, если верить свидетельству некоторых современных писателей, собиравших во Франции предания, принесенные нортманнами, постоянный закон присуждал младших сыновей к периодическому удалению, совершавшемуся каждые пять лет.
Эти принужденные эмиграции юношества, может быть, находились в связи с ежегодными экспедициями скандинавов, как прежде у англосаксонцев, которых не забыли и вандалы, когда великое движение народов V столетия бросило их на берега Африки. Эти экспедиции представлялись в правильной организации. Все морские кантоны[25] участвовали в них по мере своей значительности, и обычай установил число холкерсов (holkers), снекарсов (snekkars) и дракарсов (drakars), которое каждый должен был поставлять для флота[26]. Предводитель Фродде III имел под своим начальством до 3000 таких судов, и если бы между скальдами (военными поэтами), воспевавшими подвиги этих наездников, Север произвел своего Гомера, то слава аргонавтов, этих древних морских разбойников, померкла бы, может быть перед славой какого-нибудь норвежского конгара. Подобно грекам, отправлявшимся грабить Колхиду и сокровища Трои, нортманны направляли свои набеги к берегам, изобиловавшим предметами мены и особенно к городам, богатство которых обещало драгоценную добычу. В городах запасались они оружием и чеканенной монетой, двумя важными предметами торговли, ибо нельзя повторять довольно часто, что скандинавские морские набеги были вместе выражением войны и торговых сношений. Они были более торговыми, нежели воинственными в Балтийском море и почти всегда только воинственными на океане. Через Балтийское море шведские города Бирка и Сигтуна вошли в сношения с Рейд-Готией или Ируссией и с Грека-Ландом, т. е. той частью России, которая служила посредницей между Севером и Греческой империей. Более смелые на внешнем море, норвежцы одолевали льдины Северного мыса, чтобы перенести на берега Белого моря и Двины торговлю с финскими обитателями Пермии (Биарма-Ланд).
Географическое положение Швеции должно было доставить ей первенство на внутреннем море, омывающем все берега ее. Корабли ее часто посещали Остурвег, занимавший все восточное прибрежье Балтийского моря, от Вислы до Финского залива. Экспедиции в эти дикие страны менее известны, чем набеги, причинившие бесчисленные бедствия образованным народам Запада.
Нортманны из Рослагена, известные под названием варягов, основали поселения во внутренности залива, где Петр Великий соорудил впоследствии новую столицу Московского государства. Это было в то время, когда богатства Новгорода Великого возбуждали алчность варварских народов, посреди которых эта республика представляла зрелище правильного общества, цивилизация образовала оазис в пустыне варварства. Новгородские славяне, разделяемые внутренними раздорами и угрожаемые финнами, решились искать спокойствия под покровительством чужестранцев. По совету некоего старца Гостомысла они просили у варягов князя, который мог бы положить конец раздорам и управлять ими по законам их. Три брата Рюрик, Синав и Трувор, вызвались удовлетворить этому приглашению и с воинами своими явились на берегах Ильмень-озера.
Рюрик поселился в Старой Ладоге, чтобы останавливать финнов и пиратов, местечко Белозеро занял Синав, который должен был противостать вторжениям биармийцев, а Трувор в Изборге (Изборск) обещал отражать чудь ливонскую. Несколько лет после этого поселения варягов три владения соединились в одно по случаю смерти Синава и Трувора, и Рюрик в 869 году перенес свою резиденцию в Новгород.
Рюрик принял тогда титул великого князя, обозначавший могущественнейших начальников славянских народов, и таким образом викинг с берегов Невы основал династию, дававшую России государей до конца XVI столетия.
Два товарища Рюрика, Аскольд и Дир, увлекаемые беспокойной страстью к приключениям, пришли к городу Киеву, тогда даннику хозаров, и овладели им в 864 году. Скандинавы присоединились к ним, и вскоре Борисфен (Днепр) понес на водах своих в Черное море целые ополчения с берегов Балтики. Аскольд и Дир явились пред Константинополем в следующем году с флотом в 200 судов в то самое время, когда другие нортманны угрожали Лондону и Парижу. Столица византийских царей подверглась еще опаснейшим нападениям, когда, после смерти Рюрика, наследник его, Олег, отняв Киев у Аскольда и Дира, объявил его в 882 году столицей России. Соединение под одними законами двух самых цветущих славянских городов сделало монархию Рюрика страшной для всех народов, обитавших на Черном море, и Константинополь, осажденный с моря в царствования Олега и Игоря в 904 и 941 годах, избегнул еще большей опасности, когда победоносный Святослав возымел намерение перенести столицу своего государства на юг от Дуная. Россия, прославившаяся с самой колыбели победами первых князей своих, вскоре потом была обязана религиозному духу Владимира и мудрости Ярослава двумя могущественными стихиями, долженствовавшими утвердить ее будущее могущество и величие.
