— Как она себя чувствует?
— Она задает им всем перцу! — хмуро ответил на этот вопрос Стэн.
— Да уж, — Хонор рассмеялась. — С ней все будет хорошо, и это — настоящее чудо. Единственный раз в жизни Доралу не удалось поразить цель.
— Я рад слышать, что обе поправились, — сказал Гамильтон. — И я в очередной раз хочу поблагодарить вас, миссис Джиллет, за мужество и выдержку.
— Спасибо.
— Берегите себя и свою девочку.
— Обязательно.
— Спасибо, что пришли.
— И вам тоже спасибо за приглашение, — сказал Стэн, направляясь к двери.
Но Хонор стояла на месте, не сводя глаз с Гамильтона.
— Я сейчас присоединюсь к тебе, Стэн, — сказала она. — Дай нам еще пару минут.
Стэн вышел из кабинета. И как только за ним закрылась дверь, Хонор быстро спросила:
— Где он?
— Простите?
— Не надо притворяться, что не понимаете меня, мистер Гамильтон. Где Кобурн?
— Я и в самом деле не уверен, что понимаю вас…
— Черта с два!
— Вы хотите знать, где он похоронен? Но его не хоронили. Его тело кремировали.
— Вы лжете. Он не умер. Не надо говорить со мной так, будто я не старше Эмили. Даже она увидела бы, что вы блефуете. Где он?
Поколебавшись еще несколько секунд, Гамильтон указал Хонор на стул, с которого она недавно встала.
— Он сказал мне: если вы когда — нибудь спросите…
— Он знал, что я спрошу.
— Ли приказал мне не говорить вам, что выжил. Практически угрожал нанести мне физические увечья, если я не скажу вам, что он умер. Но он также заставил меня поклясться, что, если вы когда-нибудь подвергнете факт его смерти сомнению, я отдам вам вот это.
Открыв верхний ящик стола, Гамильтон вынул из него простой белый конверт. Он колебался несколько секунд, которые показались Хонор вечностью, прежде чем толкнул конверт через стол в ее сторону. Сердце Хонор билось так быстро и сильно, что она едва могла дышать. Ладони вдруг сделались холодными и влажными, а пальцы словно обмякли, когда она вскрывала конверт. Внутри лежал единственный сложенный листок, на котором размашистым почерком было написано:
«Это действительно что — то значило».
Хонор с шумом выдохнула воздух, крепко зажмурилась и прижала листок к груди. Когда она открыла глаза, в них стояли слезы.
— Где он?
— Миссис Джиллет, выслушайте меня и поймите, что я хочу предостеречь вас ради вашего же блага и блага вашей дочери. Кобурн…
— Скажите мне, где он!
— Вы прошли вместе через чудовищные испытания. И вполне естественно, что у вас возникла эмоциональная привязанность друг к другу, но вы с ним никогда не сможете быть вместе.
— Где он?
— Все закончится разбитым сердцем.
Хонор встала, оперлась ладонями о стол и приблизила лицо к лицу Гамильтона:
— Где. Он. Находится?
Он приходил каждый день в аэропорт вот уже две недели. С тех пор как смог покидать постель больше, чем на несколько минут. Когда он в третий раз был замечен в зале выдачи багажа, к нему подошел сотрудник службы безопасности и спросил, что он тут делает.
Ли показал ему свой значок. И хотя Кобурн больше не выглядел, как на фотографии — он стал сейчас гораздо бледнее, на десять килограммов легче, с более длинными и менее ухоженными волосами, — но все же его можно было узнать. Для охранника Кобурн изобрел какую-то историю про работу под прикрытием и сказал, что, если парень не оставит его в покое, его тут же разоблачат, а на охранника ляжет вина за сорванную операцию.
С тех пор его никто не трогал.
Кобурну по-прежнему приходилось пользоваться тростью, но он надеялся, что еще через пару недель сможет выбросить наконец эту чертову палку. Сегодня утром ему уже удалось проделать путь из спальни на кухню без нее. Но Ли пока не решился появиться без трости в багажном зале аэропорта, кишащем рассерженными пассажирами, потерявшими свои вещи, спешащими к стойке аренды автомобилей, обнимающими своих родственников или просто не смотрящими, куда они идут. После всего, через что пришлось пройти, ему не хотелось, чтобы его зашибло гражданское лицо без преступных намерений.
Даже помогая себе тростью, он двигался с большим трудом и уже обливался потом к тому моменту, как доходил до скамейки, на которой обычно сидел в ожидании прибытия рейса из Далласа, потому что, если хочешь полететь из Нового Орлеана в Джэксон-Хоул, наверняка выберешь маршрут через аэропорт Далласа.
Местоположение скамейки позволяло видеть каждого пассажира, выходящего из зала прилета. Ли все время ругал себя за то, что он такой идиот. Хонор наверняка купилась на ложь Гамильтона. Этот человек умеет быть убедительным. И теперь Ли Кобурн для нее был мертв. Конец истории.
В один прекрасный день в далеком будущем она посадит на колени внуков и расскажет им о том, какое приключение пережила когда-то в обществе федерального агента. Эмили, наверное, будет смутно помнить об этой истории. Хотя вряд ли. Насколько там хватает памяти у четырехлетних девочек? Наверное, она уже забыла о нем.
Рассказывая историю внукам, Хонор наверняка пропустит ту часть, в которой они занимались любовью. Может быть, она покажет внукам татуировку. А может, не захочет. Или вообще сведет ее к тому времени.
И даже если Хонор не поверит в его смерть и прочтет записку, поймет ли она ее истинный смысл? Помнит ли тот момент, когда он сказал ей в разгар той полной страсти ночи: «Обними меня. Давай притворимся, что все это что-то значит»?
Если бы можно было повернуть время вспять, он сказал бы больше. Он бы объяснил ей, что их близость значила для него очень много, а иначе его вообще не волновало бы, обнимает она его во время секса или нет. Если бы ему дали еще один шанс, он сказал бы Хонор…
Черт, да ей даже говорить ничего было бы не надо. Она бы просто поняла сама. Посмотрела бы на него странным взглядом, и он бы тут же ощутил, что эта женщина знает, что он чувствует. Как тогда, когда Ли рассказал ей, как пришлось пристрелить Дасти.
«Как его звали?»
«Я забыл».
«Неправда, ты не забыл».
Ему ничего не потребовалось говорить, Хонор и так поняла, что тот день, когда пришлось застрелить несчастного коня, был самым ужасным в его жизни. Все остальные убийства, которые пришлось совершить позже, не затронули его так сильно, как это. И Хонор это знала.
От мыслей о ней — о ее глазах, губах, ее теле — Ли становилось больно. И эта боль была даже глубже, чем та, причиной которой стала рана на животе, которую зашили достаточно хорошо, чтобы он не истек кровью, но предупредили, что нельзя напрягать живот еще как минимум шесть месяцев, иначе это может кончиться дыркой в кишках.
