Добежали до вертолёта, — лопасти винтов начали раскручиваться ещё до того, как группа появилась на берегу пруда: пилоты увидели бегущих, — один за другим занырнули в кабину. «Ка‑60» заревел и пошёл в небо.
— Достал? — проорал Котов на ухо Зубкову.
— Ждём.
Улицы, пруд, окраины Судиславля, освещённые редкими фонарями, провалились вниз, на горизонте стала видна тусклая оранжевая полоса — след в облаках зашедшего недавно солнца.
— Куда, командир? — послышался в наушнике рации голос пилота.
— Поднимитесь метров на двести и медленно на юг.
Ответа дежурного ФСБ из Москвы, вынужденного опираться на своих дежурных в отделении Судиславля, а тех — на дорожно-постовую службу города, пришлось ждать больше пяти минут. Наконец Зубкову ответили:
— Да, понял, «Фима-первый», — прокричал он. — Будь на связи! — Он повернулся к остальным: — Какой-то фургон «Валдай» пятнадцать минут назад выехал из города на костромскую трассу.
— Номер?
— Неизвестно. Это пока всё.
— Вряд ли они поедут далеко, — вставил слово Сизов. — У них где-то сменный транспорт.
— Да понимаю, — отмахнулся Котов.
Бинокль у них был один на всех, поэтому пользовались им по очереди, остальные прилипли к иллюминаторам вертолёта, всматриваясь в шоссе до рези в глазах, хотя даже с небольшой высоты очертания едущих машин разглядеть было трудно.
— Затор! — воскликнул остроглазый Марин.
Действительно, километрах в пятнадцати от Судиславля образовался хвост автомашин, вернее — два, в обе стороны шоссе, от города и к городу. В центре создавшейся пробки были видны мигалки автомобилей ДПС, лучи фар скрещивались на сцепившихся авто, попавших в ДТП.
— Пять штук! — прокричал Друян. — На все полосы!
— Чует моё сердце — здесь они, — выдохнул Дохлый.
— Ниже! — скомандовал пилотам Котов.
Вертолёт снизился, делая круг.
Среди более чем полусотни столпившихся машин большинство представляли собой седаны, но были и внедорожники, и грузовые, не было только фургонов, но Зубков первым заметил неприметный в ночи съезд от главной магистрали.
— Кот — правее!
— Вижу, грунтовка. Майор, сделай петлю!
Вертолёт пошёл правее, обнаружил лесополосу и просёлочную дорогу вдоль неё. По дороге ползли автомобили, водители которых, очевидно, знали объезд, но и среди них фургона «Валдай» не было видно. Впору было вспомнить о мате, облегчающем нервное напряжение, и в это время Зубкову позвонили:
— Что?! — ответил он. — Плохо слышно… понял тебя, «Фима-первый», к Грибаново… проверим… до связи. — Головы бойцов группы повернулись к полковнику, и он добавил: — У съезда к деревне Грибаново замечен мини-вэн с номером 357. Я не знаю, где это Грибаново.
— Дальше по шоссе! — возбудился Дохлый. — Они просто объехали пробку раньше.
Котов связался с пилотами:
— Майор, чуть дальше по шоссе есть съезд к деревне Грибаново, прыгаем туда!
Вертолёт дёрнулся левее, к шоссе, они снова увидели хвосты машин и совершенно пустую правую полосу за одним из хвостов.
— Вот съезд! — Сизов ткнул кулаком в иллюминатор.
— Вижу «вертушку»! — тотчас же отреагировал Дохлый.
Действительно, на поле, между двумя серыми полосами лесопосадок стоял небольшой белый вертолёт с мигающей на носу красной лампой. Дорога огибала поле, и по ней ползла какая-то машина, бросая снопы света то влево, то вправо. Один из снопов задел бок вертолёта, на боку которого виднелись красные буквы: «Реанимация» и красный крест.
— Они! — рявкнул Дохлый. — Кот!
— Садимся на поле!
— Не успеем!
— Майор, дунь-ка сверху на эту «вертушку»!
Пилот понял.
«Шестидесятый» спикировал к вертолётику «Реанимации» — это был «Ансат», способный унести до десяти человек на борту, — и внезапно подпрыгнул вверх, резко разворачиваясь.
Бойцы группы посыпались друг на друга, цепляясь за спинки кресел.
— Охренел?! — сипло рыкнул Зубков. — Что он вытворяет?!
— Труба! — скорее догадался, чем увидел Дохлый.
На жаргоне спецназа «труба» означала переносный зенитно-ракетный комплекс.
Фургончик на поле остановился в двух десятках метров от вертолёта, из него выпрыгнул плохо видимый с высоты человек, взгромоздил на плечо тубус ПЗРК.
— Снимешь? — с надеждой обратился к Дохлому Котов.
— Не из этой же пукалки, — презрительно поднял в руке пистолет Сеня Марин.
— Майор, ныряй!
Поле, кружась и раскачиваясь, стремительно понеслось к вертолёту, словно под ним включились гигантские магниты: пилот демонстрировал редчайшее для вертолёта любого класса фигуру высшего пилотажа — пике.
Сначала он услышал тиканье часов, то пропадавшее на грани слуха, то возникавшее почему-то под левой щекой. Хотел открыть глаза, но инстинкт приказал: лежать! И Афанасий подчинился, начиная приходить в себя.
Тиканье часов стало громче, превратилось в рокот двигателя: он ехал на машине, лёжа на полу салона в неудобной позе, с подогнутыми под себя руками. Слышались чьи-то далёкие невнятные голоса, похожие на птичьи, что-то позвякивало в ногах, двигатель машины то взрёвывал, то начинал бормотать на шелестящем языке асфальта.
Слева над головой, — наконец, он понял, что едет лёжа на полу небольшого автобуса, в проходе между рядами сидений (похоже, это фургончик типа маршрутки), головой по ходу движения, — послышалась возня. Кто-то засмеялся, возня усилилась, голоса стали громче:
— Палец прокусит, Дик.
— Погладь её где надо, успокоится.
И неожиданно два слова по-английски:
— Stop, boobs![17]
Афанасий с трудом удержал себя в неподвижности, потому что пассажирами микроавтобуса были диверсанты, захватившие деда (где он? что с ним?), а шутили они, скорее всего, с Дуней, прихватив с собой и её.
Мотор машины взвыл, её мотнуло, что дало возможность лежащему на мгновение приоткрыть глаз.
Увидел он немного: стойки сидений, две пары ног в берцах, какие-то канистры и коробки, — но всё же понял, что машина, во-первых, действительно представляет собой мини-вэн, во-вторых, сидящих в салоне всего трое-четверо, не считая Дуни (деда он так и не увидел, однако Геннадий Терентьевич должен был находиться здесь же), и, в-третьих, его, обездвиженного парализующим уколом, в расчёт эти парни не берут. Никто из диверсантов представить не мог, что их пленник самостоятельно умеет выбираться из состояния паралича.
