мне хочется ползать перед ним на коленях, выразить свою благодарность.
— Цвет? — спрашивает Роберт у моего уха и успокаивающе кладет руку на мою спину.
— Желтый, — хнычу я, и он нежно гладит меня по заднице, которая должно быть ярко-ярко-красная.
— Ты хочешь, чтобы мой член был в тебе?
— Да, пожалуйста.
Мой голос тих, прерывист из-за слез.
— Громче. Я хочу слышать, как ты умоляешь.
— Пожалуйста, трахни меня, Роберт, — рыдаю я, на этот раз громче. — Пожалуйста. Возьми меня, пожалуйста.
Он разрезает стяжки, снимает веревку, фиксирующую мою верхнюю часть тела, и стягивает мешок с головы. Затем ведет меня в спальню, встает перед кроватью, снимает боксеры и отбрасывает их в сторону.
Кладет ладонь на мою шею и сжимает ее. Я знаю, чего он хочет.
— Да? — тихо спрашивает он. — Окей?
— Да, — шепчу я, и меня тут же бросают на кровать.
Он раздвигает мои ноги, правую руку располагает на мое горло и сжимает, в то время как погружается в меня с сильным толчком. Я задыхаюсь, у меня перехватывает дыхание. Его толчки быстрые и сильные, я извиваюсь под ним из-за недостатка кислорода. Роберт неотрывно смотрит в мои глаза. Звуки, вырывающиеся из моего рта, становятся все более и более отчаянными, я чувствую прилив адреналина. Он отпускает… две… три секунды… я хватаю ртом воздух. Большим пальцем его левой руки мужчина находит клитор, и мой оргазм наступает почти мгновенно. Он трахает меня через оргазм, затем отпускает мое горло и изливается в меня. Тяжело дышит, стонет, с улыбкой на губах.
Глава 50
Минуты проходят в тишине. Утреннее солнце бросает причудливые тени на мой живот. А когда наше дыхание приходит в норму, я слышу смех детей и лай собак снаружи. Как работает пылесос в квартире над нами.
— Иди сюда, детка… — шепчет Роберт, устраиваясь боком в кровати, голова на подушке.
Он протягивает ко мне руки, и я подвигаюсь к нему. Мужчина укладывает мою голову себе на грудь, обнимает меня и накрывает нас. Кончиками пальцев ласкает мои спину, плечо и бедро. Одаривает поцелуями в макушку.
— Ты была великолепна, Аллегра. Прекрасная и такая смелая. Я очень, очень горжусь тобой, — шепчет он, и я прижимаюсь к нему еще сильнее.
Люблю, когда меня хвалят. И безумно радует, когда он гордится мной. Тогда я чувствую себя ценной и знаю, что хорошо служила ему и что тот доволен мной. За всю свою жизнь я не испытывала ничего, что дарило бы мне такое же сильное ощущение счастья.
— Помнишь, что ты сказала, когда начала плакать?
— Нет, — тихо отвечаю, немного приподнимая голову, чтобы посмотреть на него. Я не осознавала, что издавала что-то, кроме болезненных звуков. Была далеко, потерянная в безумии эндорфинов и адреналина, полностью наполненная удовольствием, плавно переходящим в боль.
— Хочешь услышать мой ответ?
— Ммм, да?
Роберт прижимает меня еще ближе, проверяет, хорошо ли я укрыта, удобно ли лежу. Убирает волосы с моего лица и нежно проводит большим пальцем по нижней губе.
— Я тебя тоже люблю. Больше, чем ты можешь себе представить.
— Я сказала, что люблю тебя? Пока ты меня наказывал?
— Мммм. Да. Хотя обычно ты только просишь прощения.
— Я просила у тебя прощения?
— Нет. Не в этот раз.
— Ты простишь меня за то, что я была непослушной?
На самом деле, это чисто риторический вопрос, я знаю, что ему все понравилось так же, как и мне, но так должно.
— Да, сладкая. Предполагаю, что на следующие несколько дней я прогнал у тебя все мысли о сопротивлении.
Он знает, что это абсолютно бесспорное заявление. Чувствует, что я вновь полностью покорна ему.
Я кладу голову ему на грудь, получаю очередной поцелуй и закрываю глаза, наслаждаясь огромной нежностью, которая дарована мне. Думаю, что чувствовать, как он трансформируется — это офигенно. То, как строгость, твердость, неумолимость и наказание превращаются в нежность, теплоту и ласку, не теряя при этом ничего от своей изначальной сути.
Его рука лежит на моей пылающей заднице, которая, безусловно, уже начинает багроветь. Как только синяки полностью проявятся, Роберт возьмет меня сзади, наслаждаясь во время проникновения видом отметин. Он это обожает.
— Это так приятно ощущается, — шепчет мужчина и нежно поглаживает истерзанную кожу.
— Да, — отвечаю я, — для меня тоже.
— Помнишь, как я когда-то сказал, что я — неярко выраженный садист?
— Угу, помню.
— Ты все чаще и чаще будишь во мне садиста.
— Потому что я так тебя сержу? — спрашиваю, не в силах сдержать улыбку.
— Нет, ты меня почти никогда не сердишь, а если и раздражаешь, то в основном совершенно намеренно. Ты знаешь это не хуже меня. Ты нарочно будишь садиста, потому что так чудесно реагируешь на боль, пока я тебя мучаю, да и после тоже. Ты так красиво страдаешь для меня. Знаешь, что я все больше и больше наслаждаюсь, мучая тебя. Сначала думал, это заводит, ну и ладно, но кайф с каждым разом сильнее и сильнее. Каждый раз я думаю: «Вау, это предел кайфа», — но каждая последующая сессия становится еще чуточку более интенсивной.
— Ммм, рада это слышать, — отвечаю я.
— Ты будешь носить отметины все чаще и чаще, Аллегра. Не только на заднице, но и на груди и бедрах.
— Э-э-э… но…
Поднимаю руку и смотрю вверх. Он забыл, что я произнесла свое «стоп-слово» по поводу видимых следов?
— Я помню. Придется подождать до осени. Я не забыл, не волнуйся, детка.
Он целует меня снова и снова, ласкает, не скупится на нежности. Мы обнимаемся, целуемся и болтаем, пока Роберт не смотрит на будильник.
— Уже половина первого… — бормочет он, — я голоден. Приготовлю завтрак. Лежи, я тебя позову, когда закончу.
Мужчина встает, надевает боксеры и футболку и исчезает на кухне. «Программа по ублажению сабы», — проносится в голове мысль. Он готовит завтрак, как это частенько бывает после напряженных ночей. Я закрываю глаза и отпускаю себя, благодарная и удовлетворенная. До слуха доносится звон посуды и запах свежезаваренного кофе, поэтому поворачиваюсь лицом к двери и улыбаюсь, когда тот появляется в дверном проеме, и протягиваю ему руку. Но тот качает головой.
— Иди сюда, — тихо командует он, и я выпутываюсь из одеяла, перемещаюсь к краю кровати и встаю.
Как только оказываюсь в пределах его досягаемости, Роберт хватает меня, запрокидывает голову и прижимает к дверному косяку. Левой рукой скользит между моими ногами, возбуждает меня, кружит по клитору, трахает пальцами, страстно целуя. Колени подгибаются, и я больше не в силах сдерживать стоны. «Завтрак? Пофиг, — думаю я. —