— Тебе не было больно? — хрипло спросил маг.
— Мне было сладко, — прошептала в ответ. — И там были звезды… и небо… и ты. Ты мое пламя, Агнехран.
— Ты мой свет, Веся, — простонал он. — Ты свет моего пламени, ты мое небо, ты мои звезды, ты мое солнце, ты моя жизнь, ты моя мечта, ты мое желание и ты моя страсть… И это не просто слова, Веся, это истина.
Он коснулся моего подбородка, запрокидывая голову, взглянул в мои пьяные от страсти, совершенно невменяемые глаза, потянулся к губам и нежно поцеловал. Так нежно, так чувственно, так сладко.
И так горько одновременно.
Я же ведьма, я чувствовала что он вложил в этот поцелуй. Горечь прощания, вот что.
Прощался он со мной. Видать знал что-то, что мне было неведомо, от того и держался подальше, от того на зов не отвечал, от того близости не желал, сдержаться пытался до последнего.
И смолчала бы я быть может, сделала бы вид, что не поняла ничего, только вот один нюансик имелся:
— Охранябушка, ты прежде чем прощаться, подумал бы, что вот от того, что случилось только что, от этого, любимый, дети рождаются.
Замер маг. На меня глядит напряженно, взволнованно, а потом вдруг застонал раненным зверем, меня сгреб в объятия, к себе прижал с силою, да и выдохнул, волосы мои целуя:
— Ребенка быть не должно, Веся.
И вот теперь больно мне стало. Словно вот сейчас он меня невинности лишил, да не соитием, а словами. Так ранил словами этими, словно нож в сердце всадил.
— Прости, — полный горечи стон.
А затем вдруг поднялся Агнехран, меня на руках удерживая. Кое-как, сам нагой весь, меня одеялом укутал, на руках к столу отнес, сел на стул, меня на колени усадил, да и указал на карту, что на столе раскрытой лежала.
— Смотри, — приказал.
А через слезы что увидишь? Смахнула молча, взглянула куда указал. На карте степь была, и так как карта являлась магической, на ней отражались не только контуры местности, но и те, кто по данной местности передвигался. Движение руки Агнехрана и вижу я лешака, тот под землей крадется, но по его душу уже отряд магов идет, перехватят его. Еще движение и вижу я лесную ведунью, что шагает по степи умертвием. И по ее душу маги идут, остановят значит. А вот куда нежить следует, оно с первого взгляда ясно — прямиком к яру что ранее Гиблым был, а ныне Светлым стал, и мы там с Яриной каждый день все порядок наводим, и наведем же, я упорная, я себя знаю.
— Помнишь, что Данир сказал? – тихо спросил Агнехран. — Я ключ и к кругу Жизни и к кругу Смерти. Я, Весенька моя любимая, моя нежная, моя… Я. И до того времени, пока жив я, угроза тебе и лесу твоему остается. А потому меня не станет, Веся. Как все закончится-завершится, как с врагами справлюсь, меня не станет. От того и ребенка быть не должно, любимая.
Вот оно как.
Посидела я, на карту посмотрела, еще посидела.
А опосля голову запрокинула, на мага взглянула яростно, да и сказала:
— Я ведьма, Агнехран, не забыл?
Бровь изогнул, вопросительно, то есть не забыл, но к чему это было сказано еще не понял. Ну так оно, когда с нами ведьмами связываешься.
— Значится, — я на карту поглядела, и даже пальчиком по ней поводила, — тебя ждать смысла нет, ты себя уже похоронил сам, сдался без бою, как говорят.
Напрягся весь, аж окаменел от ярости.
— А раз почитай уже тебя нет, то и страдать не стоит. Ко всему прочему у меня Водя есть, тот помирать героически не планирует, так что будем с ним жить душа в душу, а уж деток то заделаем – не перечесть.
— Веся! — прорычал почти архимаг.
А я с колен его поднялась, посильнее в одеяло закуталась, развернулась к магу, да и произнесла, гнева, ярости и обиды не скрывая:
— Если я твой свет, твое небо, твои звезды, твое солнце, твоя жизнь, твоя мечта и твоя страсть, и это все не просто слова, тогда и живи. Живи ради меня, а не умирай ради меня. Мне твоя смерть не нужна, Агнехран, мне нужен ты. Подумай об этом, на досуге-то!
И развернувшись, пошла я свою одежду собирать. И где только она не была раскидана — как по мне так везде. И близ возле стены, и на кресле каком-то, и на стуле. А вот на постели, что след нашей страсти пятном крови хранила, одежды не было вовсе, там мы оказались уже без нее.
— Веся… — тихо позвал маг.
Не ответила я. Рубаху натянула, поверх нее сарафан, даже лапти нашла. А бусы искать смысла не было – порвались они, да рассыпались вокруг кровавыми каплями.
— Веся, — столько боли в голосе его было, столько отчаяния. — Я обидел тебя, понимаю. Ты злишься сейчас, тоже понимаю. Но подумай обо всем логически — пока я жив, у чародеев остается шанс вернуть своих и обрести могущество.
Остановилась я, косу заплетая.
А опосля развернулась, к Агнехрану, красивущему такому, обнаженному, мускулистому, такому что обнять хотелось, да не отпускать никогда.
Вот к нему подошла, к лицу его наклонилась, да и выдохнула яростно:
— Жизнь нелогична, маг. Нет в ней логики. В ней есть желание жить и стремление умереть. Ты, судя по всему, второй путь выбрал. Так вот знай — если так, то нам с тобой не по пути. Я жить буду, вопреки всему и всем! Я буду жить. И я, и мой лес, и мой яр, и мои друзья-сотоварищи. Потому что мы выбираем — жизнь. Пусть сложную, пусть опасную, пусть непростую, пусть полную тревог и трудностей, но жизнь. А что выберешь ты, маг?
И отступив от него, я руки на груди сложила, и добавила:
— У меня там в избушке дверь скрипит. Да и шкаф починить надобно. И еще банька ремонту требует, а мне там рожать если что. Вот и думай, Агнехран, сиди и думай!
И прежде чем хоть слово сказал он, ударила я оземь ногой, тропу заповедную открывая. Раньше о подобном и мечтать не могла, а теперь у меня лес Магический, от того и возможностей втрое больше.
— Прощай, Веся, — тихо сказал архимаг, что бледен стал неимоверно.
Посмотрела на него, гнева не скрывая, да и ответила:
— До свидания!
И в лес свой перенеслась.
Злая, как тысяча кикимор, от которых очередной черт сбежал. Или как две тысячи все тех же кикимор!
***
Ночь выдалась трудная. К сожалению, Силушка Лесная права оказалась, ну или прав, я еще не разобралась в ее половой принадлежности. Да и не до нее было – деревья у меня в лесу и вправду ходить начали. Хорошо хоть только яблони — те я магически подпитывала, и сейчас когда магический фон усилился, они первые и среагировали. И не то чтобы опасно это было как-либо, но марширующий по лесу яблоневый строй это все-таки как-то неправильно.
Долго с лешим думали что с ними делать, потом плюнули и позвали Острого Клыка. Кабан довольный и счастливый, кинулся на деревья. Деревья начали стремительно отращивать яблоки и швыряться плодами, по большей части зелеными, в кабана. На это пиршество, другие кабаны сбежались. Деревья, израсходовав запас магии, были вынуждены недовольно вернуться на место посадки и засесть там, в ожидании следующего похода, а вот кабаны были довольны больше некуда, олени и косули тоже, даже зайцам яблок досталось.
