вышвырнуть из зала:
— Тогда мне надо вам кое-что сообщить, и вы точно предпочли бы узнать это с глазу на глаз.
Он отослал их в дальний угол зала, чтоб они ничего не смогли расслышать, но положил руку на кинжал.
— Я знаю о вашем заговоре в пользу Хамза-мирзы, — тихо сказал я. — Не кажется ли вам, что эта новость может огорчить шаха?
Челюсть мирзы Салмана отвалилась, а спина выпрямилась так, словно он ехал верхом.
— Чушь!
— Вы намеревались подкупить дворцовых стражников-остаджлу и перекрыть все входы во дворец вашими сторонниками — ошибки Хайдара стали вам уроком. Если бы вы получили власть над дворцом, то провозгласили бы Хамза-мирзу новым шахом, сохранив пост великого визиря.
Я начал подробно описывать их планы, наблюдая, как его лицо из уверенного становится пепельно-серым, пока наконец он не убедился, что я знаю все.
— Довольно! Я не виноват, но ты слишком хороший рассказчик и сможешь распустить вполне достоверный слух. Так ты хочешь мельницу? Хорошо. Я прослежу, чтоб ты ее получил, но лишь при одном условии: ты оставишь дворец.
Это было именно то, что я надеялся услышать, но я притворился непонимающим:
— Вы хотите, чтобы я оставил свой пост при дворе? С чего это?
— Такое условие. Иначе тебе придется позаботиться о себе самому.
Я снова притворился, теперь загнанным в угол:
— Но это мой дом. Куда еще пойти евнуху?
— С глаз моих.
— Я хочу остаться.
— Тогда не жди от меня помощи.
— Ладно-ладно, — сердито сказал я. — Когда я получу распоряжение об отставке?
— Немедля. — Он взмахом кисти отпустил меня, а когда я подходил к двери, прошипел: — Аты везуч…
Взгляд его был холоднее вершины высочайшего пика хребта Дамаванд.
— Это не везение.
Еще через несколько дней мирза Салман снесся с вакилем Пери и попросил показать ее письмо о мельнице. Когда оно прибыло, он вызвал дворцового графолога, чтоб подтвердить ее руку и объявить письмо подлинным. Не знаю, каким способом он победил Халил-хана и отвоевал у него мельницу, но подозреваю, что он потребовал личной услуги. Вскоре мирза Салман прислал ко мне вестника с бумагой на право владения. Как только она оказалась в моих руках, я немедленно известил Фереште о нашей победе.
Тобою пролитые слезы,
их драгоценная вода
Наполнят океан, что с небом
соперничает без труда.
Но жертвы, горести и муки,
хвала Аллаху, позади,
И нынче сладостны те слезы,
вернувшись в летние дожди.
Пустыню моего страданья
они пробудят, оживят
И превратят песок и пепел
в цветущий нежный райский сад.
Настало время мне ответить
на дар твоих алмазных слез
И возвестить: «Здесь ангел неба!
Он избавленье нам принес!»
Тем же вечером Баламани сообщил мне, что Мохаммад-шах велел мне предстать перед ним на следующий день. Я удивился, так как думал, что мирза Салман устроил мою отставку и тем избавил шаха от необходимости видеться со мной. Теперь мне надо было готовиться к неожиданностям. Покарает ли меня шах за службу Пери? Или, что еще хуже, обвинит в неверности или убийстве? Я торопливо подготовил письмо вакилю Пери, извещая его, что в случае моей смерти моя сестра Джалиле наследует мельницу. Затем я вручил копию на хранение Баламани. Прочитав ее, он упрятал письмо в халат.
— Да сбережет тебя Бог от всех бед, — сказал он и настоял, что весь вечер будет рядом со мной, словно боясь, что это последний раз.
В утро встречи с шахом я облачился в длинный темно-синий халат, подаренный Пери, надеясь, что часть ее царского фарра сохранит и меня, а в кушак спрятал один из ее платков, где была вышита дева, читающая книгу. Мохаммад-шах был незряч и не оценил бы моего наряда, но я надеялся произвести впечатление на его жену. Придя во дворец, я дожидался в той самой приемной, куда столько раз приходил вместе с Пери, чтоб увидеть Исмаила. Ничего не
