ООН, который как раз проводил официальную церемонию открытия, где я обещала присутствовать. Я вернулась к машине и возобновила разговор с мистером Вудом, пока мы ехали в отель «Пенсильвания», где мистер Вуд и мистер Уинслоу меня покинули. Затем я отправилась в свою квартиру на Вашингтон-сквер, до которой было примерно двадцать кварталов, но вскоре после этого у меня была назначена встреча с сенатором Остином в отеле «Пенсильвания», так что вскоре я туда вернулась. Придя в наш офис в отеле, я обнаружила, что до встречи с сенатором осталось пять минут, поэтому села в большое мягкое кресло и закрыла глаза.
Через пару минут меня разбудил испуганный возглас, и, подняв глаза, я увидела мистера Уинслоу и мистера Вуда, которые стояли в дверях и смотрели на меня.
«Как вы здесь оказались? Мы оставили вас по дороге домой. Мы перешли улицу, быстро съели по гамбургеру, выпили кофе и пришли прямо сюда, а вы уже на месте!»
В те дни моя жизнь подолгу проходила в таком темпе, и мне, наверное, это даже нравилось, потому что я люблю быть чем-то занятой. Когда штаб-квартира ООН находилась в Лейк-Саксессе, мое расписание осложнялось тем, что рано утром у меня всегда были дела в Нью-Йорке, а затем мне приходилось сорок минут ехать до Лейк-Саксесса к открытию Ассамблеи или на встречу к одиннадцати часам. Это устраивало мистера Сандифера и любого другого консультанта, ведь он всегда знал, что я выхожу из дома в двадцать минут одиннадцатого. Он мог сесть в мой автомобиль с уверенностью, что следующие сорок минут я буду его «плененными ушами» и что никто не помешает нам обсуждать грядущую работу.
В то время, когда я председательствовала в Комиссии по правам человека, мы тратили большую часть времени на составление Всеобщей декларации прав человека и пактов, и были времена, когда я взваливала на себя непосильную ношу. На должностных лицах комиссии лежала задача подготовить первый проект Декларации, и я помню, как однажды пригласила эту небольшую группу в свою квартиру выпить чаю, полагая, что неформальная обстановка пойдет на пользу нашей работе. Одним из членов совета был китайский представитель, доктор Чанг, который очень радовал всех нас своим присутствиям из-за своего чувства юмора, философских наблюдений и умения цитировать китайские пословицы, которые подходят почти под любой случай. На этой встрече также присутствовали доктор Джон Хамфри, канадец, который был постоянным руководителем Отдела по правам человека в Секретариате ООН, и доктор Чарльз Малик из Ливана, один из самых талантливых дипломатов в ООН.
Когда мы уселись, взяв чайные чашки, один из них сделал замечание с философским подтекстом, и последовала жаркая дискуссия. Доктор Чанг был плюралистом и в очаровательной манере утверждал, что существует более чем один вид конечной реальности. Декларация, сказал он, должна отражать не только западные идеи, а доктору Хамфри стоит избрать более эклектичный подход. Его замечание, хоть и адресовалось доктору Хамфри, на самом деле было нацелено на доктора Малика, который не стал медлить с ответом, подробно изложив философию Фомы Аквинского. Доктор Хамфри с энтузиазмом присоединился к дискуссии, и тут доктор Чанг предложил Секретариату провести несколько месяцев за изучением основ конфуцианства! К тому времени я уже не могла уследить за ними, настолько возвышенным стал разговор, поэтому просто снова разлила всем чай и откинулась на спинку, чтобы насладиться беседой этих ученых джентльменов.
В самом начале заседаний комиссии мы обнаружили, что нам предстоит немало споров с русскими представителями, особенно с доктором Павловым, который при каждом удобном случае пытался вписать в документ немного коммунистической философии, хотя достичь соглашения по Декларации тоже было возможно. Например, в конце почти каждой статьи русские предлагали внести следующее изменение в Декларацию: «Контроль за соблюдением данного правила возлагается на государство».
Когда предлагалась такая поправка, я или кто-нибудь другой из западных делегатов выступал против нее на том основании, что это международная декларация ООН и что, по нашему мнению, ее не следует навязывать властью отдельных правительств. Тогда мы просили провести голосование, и поправку отклоняли. Но как только следующая статья была закончена, советский делегат снова предлагал ту же поправку, и нам приходилось опять проходить через ту же процедуру с тем же результатом – поражением советского предложения. Это, естественно, скоро наскучило, но русские никогда не оставляли попыток.
Работа над статьями продолжалась месяцами. В начале разработки пактов и мер по их осуществлению стало очевидным, что будет очень трудно согласовать содержание статей, которые, если их примут, будут иметь обязательную юридическую силу в разных государствах. И это в отношении гражданских и политических прав, которые довольно хорошо принимались во всем цивилизованном мире, что уж говорить об экономических и социальных правах. Иногда мне казалось, что прийти к соглашению будет невозможно. Но в настоящее время эти статьи приняло большинство членов комитета.
Причиной этого, по крайней мере отчасти, были огромные социальные и экономические различия между странами. Социальные и экономические условия в Соединенных Штатах, например, отличались от условий в таких странах, как Индия. Разрыв был настолько велик, что почти нереально было сформулировать концепции, приемлемые для обеих стран. Позвольте мне привести пример, чтобы объяснить эти трудности.
С помощью специализированных учреждений ООН мы решили написать самую лучшую статью, направленную на поощрение образования. Мы разработали предварительный проект, в котором говорилось, что каждый человек имеет право на начальное, среднее и высшее образование, причем первые два должны быть обязательными, но все они в итоге должны предоставляться бесплатно каждым правительством. Это было объяснимо для гражданина Соединенных Штатов, но в Индии дела обстояли совсем иначе.
«Наша экономика находится в напряженном состоянии, – объяснила мадам Ханса Мехта, представительница Индии, – и мы пытаемся дать всем детям хотя бы начальное образование. Что будет, если мы вдруг попытаемся обеспечить людей и средним, и высшим образованием? Статью следовало изменить так: эту цель следует достигать постепенно, с учетом экономических возможностей каждой страны».
«Беда в том, – ответила я, – что я не верю, что Сенат Соединенных Штатов ратифицирует договор с такими размытыми формулировками. Сенаторы спросят: “Что значит постепенно – за пять, десять или сто лет?” Я просто не верю в то, что они это примут».
Но если одним камнем преткновения служили экономические проблемы слаборазвитых стран, то второе место после него занимали политические системы других стран, особенно Соединенных Штатов. Наша делегация настаивала на включении положения о правах государств, поскольку мы могли действовать только по тем вопросам, которые находились под юрисдикцией федерального правительства. Нам пришлось объяснить, что в других вопросах, которые находились под контролем штатов, мы имели право только «рекомендовать» принятие соответствующих мер.
Австралия и Канада были единственными другими
