не было ничего особенного, и он оставил эту тему в покое.
– Мне ты тоже сказала, что в ней не было ничего особенного.
– Не совсем. – Аллаука обошла конец трубы там, где она уходила в пол, и подошла к обмякшему и неподвижному телу Чанда. – Я сказала тебе, что она нежизнеспособна. Есть разница. Зак, запускай, быстро.
Не говоря ни слова, Ретивый подошел к стене и набрал инструкции на ряде расположенных там приборов. Слабая дрожь и грохот – мне показалось, я увидел, как вибрирует труба.
Аллаука слегка повысила голос, перекрикивая шум.
– Видишь ли, Павлу Торресу пришла в голову гениальная идея шантажировать Малхолланда и тех, чьи интересы он представляет. И в своей идиотской наивности он подумал, что я к нему присоединюсь.
Я сделал еще одну паузу в своих попытках держать в курсе молчащую Рис.
– Шантажировать Малхолланда? Чем?
– Чазмой Корриенте Девятнадцать. Как и сказал Чанд.
Она снова кивнула Ретивому, тот ввел новую последовательность команд. Вторичные замки на средней секции поднятой трубы зашипели и с треском открылись. Верхняя половина трубы откинулась, и комнату заполнила отвратительная химическая вонь. Приподнятая секция полностью откинулась, оставив на виду желоб с бурлящей коричневой жидкостью. Чанд дернулся в своих оковах, приходя в сознание.
Аллаука поморщилась.
– Извини, я на минутку.
Она встала за инвалидную коляску, подкатила ее прямо к трубе и оставила там. Чанд стонал, пытаясь отвести голову от потока химической вони. Сложно сказать, пришел ли он в сознание окончательно. Ракель стояла рядом с ним, ее голос был хриплым от того, что приходилось дышать ртом.
– Наверное, я так никогда и не пойму, как кому-то пришло в голову, что кататься по водопадам такого вот дерьма – круто. Наверное, это какая-то глупая мужская штука.
Закованной в перчатку рукой она схватила Чанда за затылок и толкнула всю верхнюю часть его тела, от талии и выше, прямо в поток шлама.
И Чанд все-таки пришел в себя.
Шум, который он издавал, оказавшись внутри, напоминал животный крик, все сознательное «я» исчезло, оставив только оглушительный вопль ужаса и отчаяния. Он яростно дернулся назад, вырываясь из хватки Аллауки, из быстро тающих черт лица и уже слепых глаз потекли жижа и тлеющий дым. Почему-то мне казалось, что он смотрит прямо на меня. Он взвыл, всего один раз, крик вырвался из его рта, который на моих глазах превратился в зубы и кости, затем Аллаука схватила его обеими руками и снова опустила дымящееся лицо под поток шлама. Большие серые пузыри лопались вокруг погруженной в поток головы, когда из него выходили последние выдохи. Полагаю, он рефлекторно вдохнул эту жижу, проглотил ее в последней агонии замешательства и борьбы за жизнь. Сильная судорога прошла по верхней части его тела, дрожь была такой сильной, что даже Аллауку тряхнуло.
А затем Чанд умер.
Аллаука продержала его под потоком еще несколько секунд, может, хотела убедиться наверняка, а может, просто застыла, осознав содеянное. Это нелегко, кем бы ты себя ни считал. Она встретилась со мной взглядом, и мне показалось, между нами что-то промелькнуло, какая-то закодированная передача. Она подняла брови, словно признаваясь в чем-то, в каком-то заговоре, частью которого являлись мы оба. Постепенно Ракель расслабилась. Вытащила обратно то, что осталось от головы Чанда, и выставила в тусклом свете подземелья на всеобщее обозрение.
– Ну вот, – произнесла она, все еще слегка запыхавшись. – Только посмотри, что ты наделал. Месть оверрайдера. Ну и кто в это не поверит?
Глава тридцать восьмая
Аллаука отпустила тлеющую голову Чанда, останки тела повисли на ремнях, удерживающих его в инвалидном кресле. Я был только рад – это зрелище я еще не скоро забуду. Исходящие из сточного желоба пары разъедали глаза, я закашлялся, попытался сморгнуть с глаз слезы. Аллаука вышла из-за трубы и нетвердыми шагами направилась ко мне, руки в перчатках опущены по бокам. Голос застрял у нее в горле.
– Закрывай, Зак.
Стоящий у стены Ретивый снова ударил по панелям управления. Шарнирная секция трубы со свистом поднялась, перевернулась и с лязгом плотно захлопнулась. Резкая вонь опустилась до терпимого уровня. Аллаука стояла передо мной, ее глаза были мокрыми.
– Хорошо себя чувствуешь? – тихо поинтересовался я.
– Конечно, – она сделала глубокий, прерывистый вдох. – Ты, эм… ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное раньше, оверрайдер?
Пульс стучал как бешеный, но я выдержал ее взгляд, у меня даже не дрогнул голос.
– Что-то подобное – да. Пробоина в корпусе, взрывная декомпрессия. Утечка химического груза. Брызги топлива.
– Но ты когда-нибудь сам что-то подобное делал?
– Пару раз. Что ты пытаешься доказать, Ракель?
Она одарила меня странной улыбкой. Упала в кресло передо мной, словно суставы ног ей внезапно отказали.
– Я… эм, я могла бы отпустить тебя, понимаешь? – Дыхание вырывалось из нее так, словно она торопилась уйти. – Я хочу сказать, ты дашь мне… гарантии. Свое хваленое слово. Ты забываешь о Торресе, о «Седж», о своей маленькой подружке по играм из Земного надзора, которую ты потерял.
– Не думаю, что это сработает.
Она посмотрела на свои колени, на длинные черные защитные перчатки, которые все еще красовались у нее на руках.
– Нет, – прошептала она, – возможно, и нет.
– Это падение уровня адреналина, – сказал я ей, – забавные вещи случаются, когда его уровень падает. Сдается мне, Декейтер не единственный, кто потерял вкус к этому дерьму.
Ее взгляд метнулся ко мне. Как будто это она была привязана к стулу и приговорена.
– Так мне что, действительно нужно это сделать, да? Совсем как в старые недобрые времена? Ты хочешь, чтобы я тебя убила? Эта жуткая прошивка на выполнение миссии, которую в тебя намертво впаяли, которую ты вечно пытаешься успокоить безумным уровнем лояльности к клиентам и личной преданности, – ты позволишь ей довести себя до края и столкнуть вниз?
– Это твое решение, госпожа мэр. Не пытайся делать вид, будто это не так. Мы оба знаем, кто мы такие, и ты не можешь бороться со своими желаниями так же, как и я.
– Говори за себя, человек из Черного люка. Я не…
– Ой, сука, хватит вешать мне лапшу на уши! – Я с радостью дал волю гневу и ярости, избавился от подавленного напряжения и расчетов. – Ты о чем вообще говоришь? С чего вдруг ты принялась нести херню об искуплении, мудрости и лучшем «я»? Взгляни в лицо Чанду, давай, не робей! Вот твое лучшее «я», госпожа мэр, вот твое искупление, мразь! Никто здесь не изменился – никто! В Разломе сила никогда не меняется, и вот
