пополнение.
– А мне-то зачем строить. Мой замок в отличие от ваших старинный, он мне нравится, и я не собираюсь его покидать, – сказал Арнольд.
– Мой дом меня вполне устраивает, – ему вторил Герхард.
– Нет, брат, замок Арнольда действительно хорош. Я тут с ним не могу спорить. А вот тебе строить будем и никаких возражений. И еще, Герхард, мне вчера не понравилось состояние отца. Ты проверь-ка его, по-моему, он что-то от нас скрывает.
– Ты о чем?
– Мне, кажется, он болеет, но не хочет нас беспокоить.
– Я это тоже заметил, хотел сегодня у него спросить.
– Обязательно сегодня же обследуй его. Если надо пригласим лучших врачей. А своим женам передайте, чтобы ни на минуту не оставляли его без внимания. Договорились?
– Хорошо, – сказали Герхард и Арнольд.
Уже через пару дней, господин Фишер и рабочие стали съезжаться в Зальцбург. Как только они приехали, Саид и Герхард, первым делом извинились перед господином Фишером. Ему объяснили, что именно в то время, обстоятельства сложились так, что у них другого пути не было и по другому поступить они не могли. А когда его попросили спроектировать еще один замок, господин Фишер был безгранично благодарен им. Так, после стольких волнений, опасностей, в далеком Австрийском Зальцбурге, Саид, найдя своих родных, строил семейное гнездо. Уже утром следующего дня, под непосредственным руководством Арнольда, на стройках закипела работа…
ГЛАВА 5. Шел 1950 год
Хазраткул готовился к выпускным экзаменам. Буквально перед ними его к себе пригласил директор дет-приемника Якубов Махмуд Мирзаевич.
– Что же, Норкулов. Скоро выпускные экзамены, куда решил поступить?
– А что, нам разве можно?
– Почему бы и нет?
– И в институт?
– Нет, нельзя. А вот в училище можешь поступить. Я тебе в этом помогу. Только к тебе у меня есть одна просьба.
– Какая?
– Прекрати опекать Сайдаматова.
– А чем он вам не угодил?
– Пойми, не мне, а им, – указывая пальцем вверх, – надеюсь, понимаешь, о ком я говорю.
– Чем может им насолить ребенок? – Грубо спросил у Якубова Хазраткул.
– Не он, а его отец. Пойми меня правильно. Видно отец Сайдаматова совершил такое, что в его деле есть графа (особый). Если я не буду на это реагировать, меня могут тоже причислить к врагам народа.
– Почему дети должны отвечать за своих отцов? Тем более он, который никогда не видел в глаза своего отца. Хотя, находясь здесь у вас, он, да и все остальные дети, уже вполне рассчитались за их грехи.
– Хазраткул, я понимаю, жизнь здесь не сладкая, но для «особых» мы должны реагировать совершенно по-иному.
– Это как же? Должны их жизнь превратить в ад? – Пристально глядя в глаза Якубова, произнес Хазраткул.
– Да Хазраткул, ты где-то прав, и это не я придумал. Так решило государство. Пойми, я винтик в этой системе, и против них не могу идти. У меня семья, дети. Я и так, на свой страх и риск, писал им о проведенных профилактических мерах, в назидания остальным в отношении Сайдаматова. Пока ты был здесь, мои ложные донесения проходили, потому что все тебя боялись. Но как только ты покинешь территорию детского дома, я не смогу дальше так делать. Буду обязан принимать меры, в противном случае на меня донесут.
– Я буду приходить и навещать Саидакмала. Вы скажите мне, кто это сделал, я быстро с ним разберусь.
– А я знаю, кто это может сделать? Донос может написать любой из них, даже дети, которые скрытно ненавидели тебя.
– Я буду приходить сюда, и дети, увидев это, не станут строчить доносы.
– Хазраткул, покинув детский дом, ты выходишь из категории детей, и тебя могут посадить.
– А пусть попробуют.
– Зря ты так Хазраткул. Здесь ты еще не осознавал тех ужасов, которые испытывают люди там в лагерях. Не дай Аллах оказаться тебе среди них. Поверь, Сайдаматов не стоит тех мук, которые из-за своего упрямства, можешь там претерпеть.
– Он мне как брат. И кроме него у меня никого нет.
– Хазраткул, пойми, дети, чтобы не оказаться в лагерях, отказывались от своих родных и близких, от своих матерей, отцов. Неужели ты этого не понимаешь?
– Извините Махмуд ака, я не отступлю от него и не брошу его. Если кто его обидит, знайте, я вернусь и этому человеку кишки на изнанку выверну. – Сжимая свои кулаки, в сердцах, сказал Хазраткул.
– А жаль. Ты сильный и мужественный парень. Вот почему я всегда старался оградить тебя и не давал ходу твоим поступкам. Да, мне искренне тебя жаль. Жаль за то, что ты из-за него можешь угробить свою жизнь. Ну, что ж, иди в свой барак и готовься к экзаменам.
После выпускных экзаменов, Хазраткул поступил в педагогическое училище, чтобы поскорее закончив его, вернуться в свой дет-приемник воспитателем.
Однажды, когда он пришел проведать Саидакмала и своих друзей Салима и Гафура, Саидакмала он не нашел в отряде. Когда спросил друзей о нем, переглянувшись между собой, Гафур сказал ему,
– Хазраткул, меня с Салимом отправили на работу в поле. А когда мы вернулись, Акмал был уже в лазарете.
– Как в лазарете? – В гневе, переспросил Хазраткул.
– Пока мы были в поле, его кто-то сильно избил.
– Вы выяснили, кто это сделал?
– Нет. Ночью, мы наказали тех, кто оставался в интернате. Но никто ничего не знает и не видел. А вчера ночью, на нас накинув одеяла на голову, тоже избили. – И они показали ссадины и синяки на своем теле. – Мы убеждены, и нас и Акмала бил взрослый человек, но кто, мы не знаем.
– Хорошо, вы пока идите, я проведаю Саидакмала, а потом вернусь к вам.
Когда Хазраткул приближался к лазарету, к нему на встречу шел воспитатель Джураев. Увидев Хазраткула, тот опешил и заволновался и как только они поравнялись, Хазраткул увидев его покрасневшие руки, резко схватив его за шиворот,
– Подонок, значит это ты избил моих ребят? – и сильно тряся его. – Ты мне ответишь за них, запомни, ответишь за них, – кричал на него.
Воспитатель, резко одёрнув его, убежал. Хазраткула в лазарет не пустили, и он, пройдя к окну, увидел в без сознании лежавшего в кровати Саидакмала.
– Братишка, – стуча по окну, по-ребячески заплакал. – Я нашел его, он заплатит за твои страдания, – в сердцах, сказал.
Сильно злой вернувшись к друзьям,
– Я знаю, кто это сделал, – сказал им.
– Кто? – Воскликнув, вскочили друзья.
– Воспитатель Джураев, – с ненавистью произнес Хазраткул.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно. Когда я, заметив покрасневшие его руки, схватил негодяя за шиворот, и пригрозил ему, тот убежал.