– Попался, – пробурчал я.
И тут произошло немыслимое. Он вдруг растаял, точно рождественский холодец, и в такой консистенции лужи подарил Ивану свою лучшую улыбку, какую только мог сотворить. Он сказал ему:
– Что ты можешь мне предложить?
Я только усмехнулся. Я еще ни разу не видел, чтобы Иван проиграл. И как думаете, что он достал из кармана? Может быть, статуэтку прекрасной балерины, которую приволок из Черногории? Или расписной ковер из Турции? А может, драгоценную фотографию, что висит в его спальне, с изображением его самого же с трупом трехметрового угря? Да как же.
Сигареты?!
– Самые лучшие, – объявил Иван. – Двадцать штук белоснежных дымящих палок с высококачественным твердым фильтром-мундштуком, который нейтрализует вредные вещества, поступающие в организм. – Он достал из пачки одну сигарету, продемонстрировав ее изящество. – В одной волшебной палке содержится никотина ноль целых и шесть десятых миллиграмма, смолы восемь граммов. Выпускаются в картонной тонкой упаковке с нежнейшими оттенками синего цвета. – Он прокрутил в руке пачку, словно детонатор от взрывчатки CL-20. – Это одна из самых популярных марок по всему миру. Такая доступна только элите.
Лиллипутус заинтересовался, но все же спросил:
– И какой от них прок?
Тут Иван вынул тузы. Его глаза резко сузились, и показалась самая обворожительная улыбка, сравнимая с блеском звезды.
– Расслабляющий эффект, – ответил он. – Плюс необычайный аромат при активации.
Ну ты хитрец!
Даже я захотел закурить!
– Ну что? – спросил Иван, не прекращая улыбаться. – Берешь?
Нужно ли говорить, что Лиллипутус тянул к сигаретам дрожащие пальцы? Но Ивану показалось этого мало, и он начал петь дальше.
– К набору идет портативный прибор для активации. – Он достал из кармана синюю зажигалку. Самую дешевую, что можно найти! – Обтекаемая форма, малый размер, легкая, удобная в применении и невероятно надежная модель. – Он зажал зажигалку между средним и большим пальцами, и с помощью ловкости рук она крутилась вокруг своей оси, словно вертушка.
Глаза Лиллипутуса тоже крутились.
– Зажигательная бомба, – произнес Иван, чтобы окончательно добить Лиллипутуса, а потом скользнул по колесику, послышался чирк и появился огонь.
Ну все, тут у Лиллипутуса пошла пена изо рта, онемение конечностей… Он вскочил на стол и заорал:
– Беру!
Будто у него был выбор. И больше всего меня разозлило не то, что он продал табак светлому гиллу, а то, что эта была подделка! Рассказывал-то он об элите.
– Это ведь даже не «Парламент», – шептал я своему другу. – Какая-то дешевая дрянь, от которой крутит живот.
А он, продолжая смотреть, как Лиллипутус жевал сигарету, скрестил на груди руки и с удовлетворенным видом сказал мне:
– А он-то откуда знает?
– Ты бы еще грибов галлюциногенных ему принес, – шепнул я.
– Закончились, – отшутился он.
Вот такой этот Иван.
Я подошел к столу Лиллипутуса и нащупал в кармане свою «плату за вход».
– Настоящие деньги из моего мира, – пояснил я, выкладывая одну-единственную монету на стол. – На такую сумму вы можете купить себе десять таких пачек. – И я кивнул в сторону сигарет, что лежали рядом с рукой Лиллипутуса. – Коллекционная монета. Один российский рубль тысяча девятьсот семидесятого года.
Вообще эта монета полжизни валялась у меня в портмоне. Почерневшая и ржавая, как старый гвоздь. Я даже не вспомню, откуда она. Лиллипутус к ней потянулся и загребущим движением ее уволок.
А дальше нам предстояло подзарядиться. Лиллипутус должен был дать Ивану код.
– Твой кооод… – Мы вместе потянулись к губам Лиллипутуса.
– Ты не подслушивай! – толкнул меня Иван.
– Мне можно! – завопил я.
– Ему можно?
– Можно, – одобрил карлик и дал Ивану код: – Сизив.
Иван нахмурился:
– Сизив, призыв, смыв, сгриф, сиф, миф… – замиксовал он рэп (привычки его темного прошлого).
Уверяю вас, Иван мог продолжать дальше, но Лиллипутус его тормознул серьезной физиономией. Мне самому сделалось страшно.
– Если ты забудешь свой код, можешь погибнуть, – не мигая, проговорил он.
На этой ноте он вынул из-под стола коробку. На дне грустил языковой шарик. Иван его взял.
Я про себя повторил код своего друга, чтобы запомнить.
– А теперь идите сюда, голубчики, я вас заряжу.
Мы, как два послушных голубка, примкнули к рукам Лиллипутуса. Он сжал наши головы, и мы получили энергию. Я-то уже привык, но Иван, не ожидавший такой удивительной силы толчка своих органов друг об друга, взвизгнул. После мы поплелись от стола Лиллипутуса.
⁂
Мы шли по белому пространству Дымки, под нашими ногами появлялись кусочки каменной дорожки, а те, на которые мы наступали, тут же исчезали. Проявляющиеся лучики солнца постепенно начинали греть кожу. Все, как и в прошлые посещения, я улавливал отдаленные звуки жизни на Гиллиусе. Голоса, пение птиц, звук того, как ветер играет с листьями ослепительных, подсвеченных изнутри деревьев. С каждым нашим шагом становилось теплей, а звуки – все громче.
Деревья благосклонно нам поклонились, а маленькие красные цветочки под ногами прижались к нашей обуви, словно родные.
Я вдохнул полной грудью и почувствовал себя в такой безопасности, словно маленький мальчик в объятиях мамы.
– Я свободен, Иван, – проговорил я. – Наконец я чувствую себя дома.
Иван же, как и я в первый раз, охал и ахал, трогал цветы, которые тянулись к пальцам, точно живые, нюхал листву, разглядывал насекомых и все говорил, говорил, говорил… Говорил о том, как он рад, что находится на Гиллиусе; потом – как он зол, что находится на Гиллиусе; затем – почему он никогда не знал о Гиллиусе; позже – о том, как хорошо, что он не знал о Гиллиусе. Водил хоровод вокруг одного дерева, трогал его руками, обнимал ствол, пока не упал.
– Богданыч, а может, ты чего мне в кафу подсыпал, а? И на самом деле сейчас я сижу посреди супермаркета и громко смеюсь? Скажи, что так и есть, скажи – и мне легче от этого будет. Бог мой, на небе три солнца, – прощебетал он и плюхнулся всем телом на травку. – Все, хороните меня здесь, я лишился рассудка…
Я завалился рядом, и мы уставились на хрустально чистое небо. Дух всего живого захотел нас повеселить или чтобы у Ивана окончательно съехала крыша и напустил на нас сверху золотые, переливающиеся между собой снежинки, которые медленно, словно маленькие балерины на сцене, кружились, падая на наши тела, и исчезали.
– Чтоб я сдох, – прошептал Иван. – Я вижу, как с неба сыпется конфетти.
