— Пойдем лучше мансарду посмотрим?
— Можно? — спросила я Герасимова.
Тот утомлённо закатил глаза.
— Меня здесь никто ничего не спрашивает. Я тут вообще пустое место.
— Ты просто очень добрый, Влад, — сказал Амелин. — Как был в детском саду, так и остался.
Герасимов недовольно фыркнул, а мы отправились в дом.
Там тоже было по-другому. Мрачная потусторонняя таинственность исчезла. Теперь всё дышало жизнью, радостью и свежей краской. Холл, коридоры, лестница своего расположения не поменяли, но я их не узнавала.
Амелин потянул за руку.
— Давай потом?
Поднималась я всё ещё сильно прихрамывая, время от времени останавливаясь передохнуть. На втором этаже задержалась подольше. Скандал доносился из зала с камином.
— Как ты думаешь, что там?
— Я думаю только о том, что до исполнения моей мечты осталось всего два лестничных пролёта, — и он снова потащил меня наверх.
На третьем этаже всё было застелено газетами и светилось зеленью. Пахло краской и ацетоном, но густой аромат лилий из раскрытых окон перебивал все остальные запахи.
— Странно, — Амелин остановился перед лесенкой, ведущей в мансарду. — Я почему-то волнуюсь. А ты волнуешься?
Кроткий, полный нежности взгляд, такой невинный, что я даже разозлилась.
— А ничего, что ты сегодня попрощался со мной навсегда и ушёл?
— Ничего. Это уже позади, а мы договорились не оглядываться.
— И это всё, что ты мне хочешь сказать?
— Нет. Ещё хочу сказать, что на фоне зелёной стены твои глаза кажутся изумрудными. Очень красиво. Хочешь, сфотографирую?
— Пожалуй, я передумала. Иди сам в свою мансарду.
Я сделала шаг назад.
— Эй, нет! — Амелин в растерянности застыл у перил. — Ты не можешь так поступить именно сейчас.
— Раз ты так делаешь, то и я могу.
— Тонечка, умоляю, давай потом? — милейшие гримасы мольбы. — Я сделаю всё, что ты захочешь. Я извинюсь тысячу раз. Тысячу тысяч раз. Даже если ты не права. Только пусть это будет потом. Пожалуйста. А сейчас просто представим, что всё хорошо и прекрасно. Что ты меня любишь и никогда ни на кого не променяешь. Чего тебе стоит? Потом, если захочешь, можешь уйти, я не в силах заставить тебя меня любить, но на каких-то несколько минут просто дай в это поверить.
— Стихи будут?
— Могу рассказать. Хочешь?
Любовь моя, цвет зелёный.
Зелёного ветра всплески.
Далёкий парусник в море,
далёкий конь в перелеске.
Ночами, по грудь в тумане,
она у перил сидела —
серебряный иней взгляда
и зелень волос и тела.
Любовь моя, цвет зелёный.
Лишь месяц цыганский выйдет,
весь мир с неё глаз не сводит —
и только она не видит.
— Кикиморское наследие?
— Нет, это Лорка.
— Костя, ты можешь нормально со мной поговорить? По-человечески. Как тогда в подвале. Без обид и шуток. Мне это очень нужно. У меня больше нет никого, с кем я могу поговорить именно так.
— Конечно, — он охотно кивнул. — Только давай сначала войдем, и сразу поговорим.
Однако нас ждал сюрприз. В мансарде были люди. На кровати сидел Артём, а у него на коленях девушка. Вита. Его подруга. В воздухе висела атмосфера напряжения.
Мы вошли, и они уставились на нас, то ли не понимая кто мы, то ли ожидая что мы немедленно уберемся.
Амелина это не смутило.
— Привет! — он помахал им рукой. — Я и сам удивлён, что мы доехали. Такого натерпелись. Не поверите.
— Это очень неожиданно, — растерянно проговорила Вита, поспешно вставая. — Когда я увидела Тифона, подумала, что сплю.
— Слушайте, — голос Артёма прозвучал резко. — Можете выйти?
Я попятилась, но Костик схватил за руку:
— Я как раз хотел попросить вас о том же.
Артём посмотрел на него долгим, серьёзным взглядом. Тот в ответ растянул улыбку. Но не пошевелился.
— Ребят, — заметив их настрой, вежливо сказала Вита. — Это моя комната. Мы сейчас поговорим и придем.
— Ладно, говорите, — Амелин отмер и направился к окну. — Но мы здесь подождём. Потому что это моя комната.
Под ноги ему попалась книга, он наклонился, поднял её и полистал.
Артём выпрямил спину и свесил босые ноги с кровати.
— Тебе помочь выйти?
— Спасибо, не нужно. Я пока не собираюсь никуда уходить.
Отложив книгу на подоконник, Костик снял с полки плюшевую панду, крепко обнял её и, скрестив ноги по-турецки, сел прямо на пол под полками у противоположной стены.
Я впервые видела, чтобы он заупрямился из-за такой ерунды.
Артём дёрнулся встать, но Вита остановила его и опустилась рядом.
— У нас важный разговор, — пояснила она.
— У нас тоже. Да, Тоня? — Амелин посмотрел на меня.
Я стояла посреди комнаты, не понимая, как лучше поступить. Врываться было невежливо, пусть Амелин и считал мансарду своей. Мне бы тоже не понравилось, если бы кто-то вломился во время важного разговора. Но после всего, что случилось утром, я должна была его поддержать.
— Хочешь со мной поссориться? — угрожающе спросил Артём.
— Вообще не хочу. Меньше всего я хотел бы поссориться с тобой. Ну, после Тони, конечно, — с милейшим простодушием заверил Амелин, но чёрные глаза из-под чёлки смотрели непривычно жёстко.
— В чем тогда проблема? — Артём изо всех сил старался оставаться спокойным и не психануть, но чувствовалось, что он и до нашего прихода был уже на взводе.
— Понимаешь, это место очень важное. Для меня лично. А сейчас особенно.
— Давай уйдём, — сказала Вита.
— Вот ещё, — фыркнул Артём. — Ты тут живешь, тебе здесь нравится. И права голоса у него нет.
До того момента, пока он не произнёс последнюю фразу, я собиралась всё же вытащить Амелина из мансарды, но это высказывание прозвучало возмутительно.
— Что значит нет права голоса? Вообще-то это наш дом, мы тут жили ещё зимой и приехали сюда первыми. И если бы не Костик, вы бы никогда не узнали о нём. Вон наши книги, и игрушки в сундуках тоже наши, и коврик, и этот стул принесла я.
— Мы не знали, — извиняющимся голосом проговорила Вита. — Я не знала. Я не стала бы занимать чужую комнату, но тут меньше всего пахнет краской…
