Одно из определений, которое мы обнаруживаем в трудах Ульпиана, имеет поистине историческое значение. Это первое свидетельство новой государственной формации в римской империи, и в то же время суть понятия абсолютизма уже в новейшие времена. Этот же Ульпиан заявил: princeps legibus solutus — на цезаря закон не распространяется. Или «Главе государства закон не писан».
Сходная судьба сложилась и у другого знаменитого юриста того времени, Юлия Паула. Он тоже был выдающимся юристом, своей работоспособностью не уступал Ульпиану, был столь же влиятелен, как и тот. И даже первые шаги в новой для себя области делал с помощью того же Папиниана, в качестве его асессора. Был изгнан при Гелиогабале и стал членом императорского совета при Александре Севере. Возможно, именно он стал префектом преторианцев после гибели Ульпиана. Им написаны сотни трудов в области юриспруденции, а труды его тоже усиленно использовались в Дигесте.
Два этих человека убедительно доказывают, что новое правление старалось использовать самых образованных людей, за что честь и хвала обеим императрицам. Мы имеем право так их называть, ведь и мать и дочь носили титул Августы, данный им Александром и сенатом. Юлия Меза, дожив до глубокой старости, скончалась, по-видимому, в 226 году и получила почетное посмертное звание sanctissima. После ее смерти ее дочь, Юлия Мамея, крепче ухватилась за штурвал власти. Женщина умная, энергичная, честолюбивая, она к тому же отличалась большим корыстолюбием. Об отношении ее к сыну мы знаем в основном благодаря дошедшим до нас записям Геродиана.
Она всячески стремилась сохранить свое влияние на сына. Мальчик рос, а мать боялась, что с ним повторится история его старшего брата, хотя Александр не проявлял ни излишнего религиозного рвения, ни склонности к распутству. Мать приняла свои меры и удвоила стражу вокруг сына, чтобы не допустить к императору людей с плохой репутацией. Боялась притворных друзей и подхалимов. Мать советовала сыну большую часть времени заниматься важными государственными делами и лично участвовать в судебных разбирательствах, тогда на глупые выходки просто не останется времени. Впрочем, Александр и не проявлял никаких дурных намерений, он по природе был спокойным и благожелательным человеком и очень серьезно относился к своим обязанностям. Повзрослев, он остался ответственным государем, отдавая все силы на благо отчизны. Никогда не испытывал склонности к кровопролитию и никого зря не наказывал. Александру в его матери очень не нравилась склонность к стяжательству, а когда сын ей выговаривал, она оправдывалась тем, что для него же старается, пусть, дескать, у него не будет недостатка в средствах, если придется подкупить солдат. На самом же деле императрица алчно собирала свой личный капитал. Порой ставила сына-императора в неловкое положение, незаконно захватывая чье-либо имение. Впрочем, прибегала и к другим способам обогащения, злоупотребляя своей властью.
Как это часто бывает в жизни, мать сама выбрала сыну жену. На монетах — а они относятся к числу очень редких — эта женщина записана как Саллюстрия Барбия Орбиана. Разумеется, родовитая аристократка из древнего и богатого рода. Но как только Мамея почувствовала, что другая женщина начала занимать в сердце сына ее место, тут же люто невзлюбила невестку. Более всего она боялась потерять прежнее влияние на сына. Александр искренне привязался к жене, возможно, даже и полюбил ее, но против матери был бессилен. Отстоять дочь попытался отец, человек влиятельный и до конца преданный императору, но и он не мог противостоять Мамее. Он попытался найти спасение в рядах преторианцев, однако и тут Мамея со своими интригами одержала верх, и его приговорили к смерти. Возможно, его обвинили в антигосударственном заговоре, а для этого могли оказаться основания, тем более что в разных провинциях империи то и дело происходили беспорядки и делались попытки назначить нового цезаря. Орбиану приговорили к изгнанию в Африку. Геродиан уверяет, что это произошло вопреки желанию Александра, но он подчинился давлению матери и делал все, что та велела. Также он пишет:
Собственно, это единственное, в чем можно было бы обвинить императора, — будучи слишком мягким и проявляя по отношению к матери уважение в гораздо большей степени, чем следовало бы, он уступал ей и тогда, когда придерживался противоположного мнения.
Эти слова историка, пожалуй, очень точно определяют отношения между императором и его матерью. Мнение историка подтверждается и другими дошедшими до нас историческими источниками. Так, в книге «Писатели истории цезарей» мы встречаем такое высказывание:
Обретя высшую власть, Александр ничего не предпринимал без одобрения матери. Казалось, она правит вместе с ним, а женщиной она была достойной уважения, хотя и слишком алчной в рассуждении золота и серебра.
Для создания полного портрета Юлии Мезы следует добавить, что она считалась очень набожной женщиной. Это признавали даже христиане, хотя Мамея была и навсегда осталась язычницей. Так, известный историк церкви Эвзебий, живший спустя век после нее, писал следующее:
Мать цезаря по имени Мамея была очень религиозной. Когда слава Оригена разошлась по всему западному миру и его имя дошло до слуха Мамеи, она горячо пожелала и за великую для себя честь сочла лично ознакомиться с этим ученым мужем, дабы убедиться в его великом знании божественного. Пребывая в Антиохии, она послала воинов из своей личной охраны за ним и велела привести его во дворец. Какое-то время Ориген оставался во дворце, разъясняя императрице различные аспекты Божественного провидения и славы Господней, а потом возвратился к своим обычным занятиям.
Выше упоминалось об Оригене, выдающемся христианском ученом той эпохи и одном из самых почитаемых в истории христианства вообще. Символична его встреча с римской императрицей, первый достоверный факт общения столь высокой особы в Римской империи и столь выдающегося представителя христианской интеллектуальной элиты. Сам Александр тоже интересовался новой религией, считая ее достойной уважения. По слухам, он даже предполагал построить храм Христа и официально признать его богом — но наравне с другими признанными в государстве божествами. Это означало бы изменение отношения к новой религии — оно стало бы не просто толерантным, но, если такое действительно имело место, речь шла о признании права существования верования, еще совсем недавно подвергавшегося преследованиям. Как бы в таком случае сложилась дальнейшая история христианства? И принесло бы это новой религии пользу или вред? На этот вопрос не так просто ответить, как могло бы показаться.
В своей домашней часовне ежедневно цезарь каждое утро совершал религиозное поклонение перед изображениями самых чтимых им личностей, по его мнению, наиболее благородных и заслуженных. Это были Аполлоний из Тианы, Христос, Авраам, Орфей. Типичный пример синкретизма, то есть тенденции объединения разных верований и культов, очень распространившегося к закату древнего мира. Поклонившись своим божествам, император отправлялся на пешую или конную прогулку, занимался рыбной ловлей. Вернувшись, садился за бумаги и целиком посвящал себя государственным заботам. Знающие люди говорили, что цезарь проводил не очень много времени за государственными делами — имелись специалисты, доверенные лица, которые и занимались вплотную проблемами страны, цезарь лишь или подтверждал, или отвергал их решение. Затем император занимался чтением, причем предпочитал греческую литературу, этот язык был ему ближе. Охотно читал и перечитывал «Государство» Платона. Из латинских писателей выше всех ценил Цицерона, особенно его книги «Об обязанностях» и «О государстве». Очень любил поэзию Вергилия и Горация. Соответственно своему имени интересовался доскональным изучением истории жизни и завоеваний своего великого тезки Александра Македонского. Перед ним он не испытывал беспредельного восхищения, наоборот, кое в чем осмеливался и критиковать великого человека, например, за злоупотребление спиртным и жестокое отношение к прежним друзьям. И все же в своей домашней часовне Александр Север установил и его статую. После чтения цезарь занимался спортивными упражнениями: бегом, игрой в мяч, борьбой с друзьями. Затем следовало часовое купанье в бассейне. Только после этого император первый раз принимал пищу: молоко, хлеб, яйца, вино с медом.
