Серые глаза скользнули по моему лицу.
– И вы согласны? – но Абигор не стал дожидаться ответа. – Впрочем, ваше присутствие здесь уже можно считать согласием. Однако необходимости в ней более нет. Планы поменялись. Почему она еще жива?
– Потому что не заслужила смерти. Это наше с тобой дело. Ты втянул ее, отец, и продолжаешь ею играть. Отпусти. Вот мое условие. Отведи ее в университет. И получишь самого послушного наследника в Аду. Я дам слово, что буду непрекословно подчиняться всем твоим приказам. Отныне и во веки веков.
Какого черта, Диз? Я похолодела. Я должна была умереть! Не Диз должен отдавать самого себя ради моего спасения! Да, я хотела жить, мечтала об этом безумно, но я смирилась! Сколько у меня было? Пара месяцев? Даже полгода – они не стоили вечности Диза. Я открыла было рот, чтобы запротестовать, но поняла, что не могу вымолвить ни слова. Красная нить клятвы плотно обвилась вокруг моей шеи и душила.
Какой же я была дурой! Любая формулировка сойдет, значит? Какая разница, что я ему пообещаю, смысл ведь только в связи? Как же! Он ведь все просчитывал. «Я сделаю все, чтобы вытащить тебя отсюда, но дай слово не мешать мне». И теперь я ничего не могла сделать, пока Диз предлагал то, что никак не мог предложить, не должен был предлагать. Слишком высокой была цена. Я о ней не просила!
Абигор, не замечавший моей борьбы, знакомым жестом потарабанил пальцами по резному подлокотнику.
– Зачем мне возвращать ее, когда полезнее будет от нее избавиться?
– Потому что так будет справедливо. И потому что ты лишишься единственного рычага воздействия. Иначе я не соглашусь – а мы оба знаем, что заставить меня ты не сумеешь. Не до такой степени.
– Даже если я скажу, что убью тебя?
– Убей, – пожал плечами Диз. – Жизнь в твоем кругу меня все равно не прельщает.
– Люди плохо на тебя влияют, Амавет, – посетовал герцог.
– Так раздели нас, – равнодушно посоветовал он. – В твоих силах пропустить ее через Границу. Через год в Аду я даже не вспомню о ней. Ты получишь то, о чем давно мечтал. Гаап будет доволен, зная, что у него появится судия.
– Почему бы тебе не дать слово сейчас?
– Я слышал о тебе истории. Как ты обещал Одому, что освободишь его жену, например. Я плачу больше в этой сделке и имею право требовать, чтобы ты выполнил свою часть первым. Верни ее, и мы всё обсудим.
Ломая ногти, я дернула нить и закашлялась, давясь воздухом. Нарушивший клятву погибнет – плевать, мне и так умирать. Зато у Диза не будет необходимости продавать свою жизнь по дешевке.
– Не смей, Диз! Не…
Он даже не обернулся. Нить затрещала, обжигая пальцы. От боли я выпустила ее, и клятва вновь впилась в мое горло. В глазах потемнело.
– Да будет так, – игнорируя меня, произнес Абигор.
С последним словом темнота накрыла меня с головой, скрадывая цвета и ощущения, звуки и запахи. Было ли дело в нарушенной клятве? Не знаю. Но мир померк, и вскоре я перестала существовать.
– Мне поцеловать тебя, чтобы ты перестала изображать Спящую красавицу?
Голос был мне знаком – но не его я ожидала услышать. Открыв глаза, я увидела над собой оштукатуренный потолок. Белый. В башне Абигора таких не наблюдалось. Зато я помнила его по времени, когда меня задело проклятием герцога. Тем самым, из-за которого в Аду оказался Диз. Вспомнив о нем, я попыталась сесть, но повалилась обратно на больничную кровать. В глазах заплясали черные мушки.
– Осторожнее, – притормозил меня Сереш. – Тебя долго не было.
Это ощущалось. Тело казалось ватным и тяжелым и слушаться отказывалось напрочь. Могло быть хуже. Должно быть хуже. После шести-то месяцев в коме. Где вообще аппарат искусственной вентиляции легких, где трубки и маски? А, ну да. Магия.
– Какое сегодня число? – прохрипела я.
Горло саднило, будто наждаком по нему прошлись. Сереш заботливо поднес к губам стакан с водой.
– Двадцать девятое. Июня.
Значит, в Аду я была неделю назад. Что случилось за эти семь дней? И где был Диз? Удавка с шеи исчезла. С трудом я подняла руку к лицу. Две нити: мои обещания Саге и Бертраму. Третьей не было, ее место заняла пустота. Связывавшей нас с Дизом клятвы больше не существовало.
Как и кое-чего другого. Ладонь выглядела как обычно. Я привыкла к такому виду в Аду, но помнила, какой туда попала. Белые пальцы. Золотые прожилки вен на запястье. Лопнувшая кожа на костяшках – не заживающая, грубо стянутая ниткой.
Ничего. Только рубец от нее остался.
– Ты меня вылечил?
Поверить в это я уже боялась. Тем не менее… Магия присутствовала. Но не было того болезненного состояния, когда кажется, что еще немного – и потеряешь в ней себя.
– Нет, – обнадежил меня Сереш. – Может, когда-нибудь. Но пока у меня есть это.
Я посмотрела на ампулу с янтарной жидкостью, которую индиец жестом фокусника достал из кармана белого халата. Пахло от нее драконьей кровью, но как-то неправильно. Пурпур разбавляла полынь, а золото полыхало огнем.
– Что это?
– Блокатор избирательного действия. Один укол в две недели – и можешь жить почти спокойно. Правда, в Ад ходить на прогулки не получится, – врач задумчиво почесал бороду. – Но ты ведь к этому не стремишься?
– Нет.
Делать мне там было нечего. Если только…
Значит, поводок длиной в две недели. А что станет со мной без него? Отчего-то я сомневалась, что Сереш найдет более устойчивый выход.
– Оказывается, когда пациент лежит в коме и не лезет под руку, это существенно облегчает жизнь, – продолжал болтать индиец, нажимая на пульт и поднимая верхнюю половину кровати. – Надо будет добиться, чтобы со всеми разрешили так поступать. Гораздо эффективнее, чем слушать ваше нытье.
– Что с…
– Потом, – отрезал он. – Они достаточно долго ждали, чтобы тебя увидеть.
Кто?
– Но…
Сереш поправил подушку и помог откинуться на нее, наклоняясь к самому моему уху.
– Смотри не сболтни лишнего, – прошептал он, предупреждая.
Скрипнула дверь, и я выглянула через его плечо. Слова застряли в горле комом. Два человека, которых я меньше всего ожидала увидеть в ГООУ…
– Мама… Папа…
Кроме родителей, меня навестила София. После разговора с ними я задремала и проснулась только на закате, почувствовав пристальный взгляд. Дернулась, но успокоилась, когда узнала ее… запах, наверное. Горький шоколад, жженая карамель и кровь. Сейчас он казался до боли уютным: когда-то им пропахла вся наша комната и часть моих вещей. Я повернулась на бок и посмотрела на нее. Соседка выглядела виноватой. И разговор начала соответствующе:
– Прости меня.
