Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
Уже засунув записку под полоску кожи, он снова выхватил ее идобавил после имени еще и фамилию, а то кто знает, с каким Роландом могутспутать будущие структуральные лингвисты, ведь в его честь восторженныепоклонницы будут называть своих детей…
Довольный, он уже спокойнее шел по улице, дорогу пересекстрого по «зебре», хоть машин не видать на этой дороге вовсе, но ведь потерягения невосполнима, человечество обеднеет, если он вдруг в благороднойрассеянности поэта попадет под колеса какому-то идиоту.
Записку повертел перед мысленным взором, прочел внимательно,остался доволен. Этот приземленный Горецкий скривится, ведь не дурак же, пойметего полное духовное превосходство и свое падение!
Он не сразу ощутил, что смутное беспокойство, что зародилосьв душе, как раз связано с этой запиской. Она хороша, действительно хороша!Маленький шедевр эпистолярного искусства. Лингвисты и филологи будущих вековбудут млеть от наслаждения, как сейчас млеют, находя какую-нибудь запискуПушкина. Даже больше, ибо Пушкин не знал, что его записки будут собирать, писалкое-как, а вот он уже готов к своему великому будущему, потому егозаписки – шедевры, в самом деле…
Обратно он несся так, что взмок, рубашка на спине прилипла.Едва дождался, когда загорится зеленый огонек, перебежал по «зебре», подъезд,лифт, как медленно ползет, наконец-то десятый этаж…
Выметнулся, задев раздвигающиеся створки, сердце радостноекнуло. Записка на месте! Дрожащими от счастья пальцами выхватил ее, бережносложил обратно в блокнот. Этот грубый Горецкий, скорее всего, не пойметсверхценности этого послания, прочтет и выбросит, тем самым оно будет потерянодля будущих благодарных поколений.
– Лучше я ему завтра позвоню, – прошептал он уже влифте. – Эх, жаль, что разговоры по телефону нигде не фиксируются и незаписываются…
Дверь открылась, но он остановился, осененный странноймыслью. Почему не записываются? Говорят, есть службы, что за особо влиятельнымилюдьми записывают каждое слово. Даже установили микротелекамеры и постоянноснимают их с разных углов. А поэт – самый влиятельный человек насвете! Поэт двигает массами. Пушкина знают все, а вот царей, которые правили вэпоху Пушкина страной, знают единицы. Так что за ним, Роландом Никанорским,наверняка записывают каждое слово и каждый жест.
Возможно, даже прислали на машине времени из будущегооператоров, что фиксируют каждый его жест с восьми позиций?
Выпрямившись, он вышел из лифта и пошел неспешно ирассеянно, вдыхая чистый-грязный воздух большого города, поднимая глаза кзвездному небу, а лицо стараясь держать красиво одухотворенным.
Глава 8
Она шла по обочине шоссе, а когда машина начала ее догонять,я ощутил, что Вероника уже знает, чувствует, что я ее подстерегаю.
Я открыл дверцу, Вероника села, я тут же прибавил газу.Не знаю почему, но я побаивался даже скосить глаза в ее сторону.
– Андрий, – проговорила она, глаза ее смотрели строгоперед собой, – ты сам понимаешь, что мы с тобой поступили очень нехорошо.
– Давай попробуем еще разок, – предложил я. –Вдруг да получится лучше?
Мне самому стало гадко от этой затасканной шуточки, но ятоже в этом мире, все еще в нем, временами живу как все и говорю как все, а этивсе говорят стандартными фразами, хоть сейчас в программу, стандартнымишуточками, приколами, хохмочками, все время снижая, снижая, снижая высокое,которое давно уже никакое не высокое…
Она поморщилась.
– Ты в самом деле такой мерзавец?
– Почему? – спросил я все так же автоматически, будтово мне работала стандартная программа, купленная на Горбушке. Что нехорошопоступил, сам чувствовал, и это злило. – Вроде мы никого не убили, необворовали…
Она проговорила холодно и отстраненно:
– Это Нюрка может всех в команде обслужить и ни капелькиугрызений не почувствует. Да никто и не подумает, что она должначувствовать какие-то угрызения. Почему? Наверное, и я бы на ее месте… Онаделает все открыто, никому не врет, ни от кого не таится! А мы в самомделе украли.
Я поежился, она сказала то, что у самого в мозгах, носпросил другое, что тоже мучило, еще больше:
– А скажи… ты в самом деле с ним? С шефом? Мнеказалось, что в его возрасте… гм…
Она бледно усмехнулась:
– Пусть тебе и дальше так кажется, если тебе так удобнее.
– Но, а…
– Что?
– Да так, ничего.
Но она уже завелась, глаза вспыхнули гневом, а щекираскраснелись.
– Думаешь, он импотент? Да вы все ногтя его не стоите и вэтом плане!.. Никто из вас не понимает, что для женщины не это главное. Он мнекак отец… хотя, верно, по возрасту – он одногодок моего деда! Но дед мой спалочкой ходит, а этот… Это так важно, когда о тебе заботятся! А он обомне заботится. Любит меня. И я его люблю. Я не знаю, и он не знает,сколько у него еще продлится это… ну, сексуальное здоровье, но, пока оно есть,он им пользуется, а я ему помогаю во всем. Понимаешь? Во всем.
Я пробормотал, униженный, растоптанный, чувствуя себя виноватымпо кончики пылающих ушей:
– Я его тоже люблю. Более достойного человека невстречал, честно. Стараюсь к нему придраться… нет, еще до встречи с тобой!.. ине удается.
Все еще злая, она отрезала:
– С этого нужно было и начинать. А то – можетили не может! В чем преимущество свое ощутил, мальчишка. Тебе тоже стукнетшестьдесят… если доживешь еще, но не станешь ли импотентом в сорок?И спившимся бомжом в придачу?
Мои руки на баранке руля наливались тяжестью. Вина тяжелымкамнем лежала в груди, вдавливала меня в сиденье.
– Извини. Я в самом деле скотина. Да еще и дураквдобавок. Прости меня, ладно?
После паузы она ответила все еще сердито:
– Хорошо, забудем. Но пусть это будет наша последняявстреча.
– Хорошо, – ответил я послушно. – Поверишь ли, ятоже чувствую себя так, будто украл. Добро бы еще у мерзавца, а то у человека,который так много для меня сделал!
По ее полным губам скользнула бледная улыбка. За окномпроносились далекие деревья, и казалось, что Вероника летит над землей, каксказочная птица с женским лицом.
Я непроизвольно подбавлял газу, но меня обгоняют,обгоняют, обгоняют… Я опомнился, когда на спидометре стрелка переползла засто пятьдесят, начал потихоньку сбавлять до разрешенных ста.
Ветер свистит в чуть приоткрытом люке в крыше. Если бы безлобового стекла, то встречным ветром выдавило бы глаза, разодрало рот, раздулобы ноздри, как у бегемота. Сколько ни мечтай о бешеном галопе верхом на быстромконе, но какой конь смог бы скакать с моей Серебряночкой рядом? Это всечерепахи! Даже самые быстрые скакуны – толстые неповоротливые черепахи.А я лечу на скорости, настоящей скорости, мир несется навстречу, шоссебросается под капот, исчезает, исчезает, все уходит в прошлое, а меня несет впрекрасное и сверкающее будущее!
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
