— О чем нам говорить?
— Обо всем.
Агент ФБР, пожалев Кэнди, сковал ей руки впереди, а не за спиной. Рейли видел порезанные стеклом, окровавленные запястья. Стеклянные осколки торчали и в ее волосах. Упав на крышу, Кэнди порвала чулки, исцарапала колени. Ей, наверное, было больно, но виду она не подавала.
— Нам больше не о чем говорить. Ты все знаешь. А чего не знаешь, расскажет твоя девчонка… О тебе. О ней. Я даже рада. После всего, что мы с тобой сделали, ты имеешь право на удачу.
— Кэнди! Зачем? Как ты могла?
— Будь ты проклят, Рейли, ты все никак не мог угомониться с тем гребаным пожаром. И с тем подонком. Мы должны были придумать что-то… или убить тебя. Ты бы не сдался.
— И ты не сдалась, — тихо сказал он. — Ты убила их всех. Пата Старшего. Джея. Твоего друга Джея.
Кэнди криво улыбнулась:
— Раз уж я в это вляпалась, мне пришлось защищать себя, свою карьеру.
— Ты можешь сдаться сейчас. — Боясь резким движением спровоцировать Кэнди на прыжок, он подвигался к ней потихоньку, дюйм за дюймом.
Ее взгляд метнулся за его спину, и Рейли оглянулся через плечо. Два спецназовца вылезли из окна и, спустившись на веревке, прижались к наружной стене, нацелив оружие на Кэнди.
— Не вмешивайтесь! — крикнул Рейли. Они послушались, но винтовки не опустили. — Дайте мне поговорить с ней. — Он снова повернулся к Кэнди. — Не доставляй им удовольствие. Сдавайся. Все кончено.
Кэнди глянула вниз, на улицу.
— Сомневаюсь…
Рейли не видел, что творится внизу, но мог себе это представить. Он слышал крики полицейских, отгоняющих зевак, рев сирен машин «Скорой помощи». Наверняка сейчас по улице снуют репортеры и операторы в поисках самых выгодных ракурсов.
— Это не совсем тот репортаж, который я планировала на сегодня, — подтвердила его догадки Кэнди.
Рейли услышал шуршание тяжелых ботинок и понял, что спецназовцы подкрались поближе. Атаковать они не спешили, давая ему время отговорить судью от прыжка вниз. Но сколько времени осталось до их броска? Сколько времени осталось до того момента, когда Кэнди решит сама свести счеты с жизнью?
— Ничего себе падение: от президентского назначения до такого конца, — прошептала Кэнди.
— Мне жаль, что все так обернулось для тебя.
Кэнди презрительно взглянула на него.
— Неужели?
— Да, правда. Мне очень жаль. Я сожалею обо всем, начиная с нападения в парке на Пата Младшего, продиктованного ненавистью и непримиримостью Кливленда Джоунза.
Раздался рокот винтов. Кэнди увидела приближающийся вертолет, заметила снайперов, занимающих позиции.
Она снова повернулась к Рейли, который, воспользовавшись передышкой, подкрался к ней почти на расстояние вытянутой руки. Он замер на месте.
— Я ведь не смогу бежать, правда?
Он отрицательно покачал головой и осмелился еще на один шаг.
— Нет, но ты не должна умирать.
— Как раз наоборот. Рухнуло все, ради чего я работала. Мне незачем жить… — И с этими словами она опрокинулась назад.
Рейли мгновенно рванулся вперед. Плечевая кость хрустнула, когда он со всего размаха шлепнулся на край крыши. Он даже вскрикнул от боли. Или от радости, потому что правой рукой он сумел ухватить левую руку Кэнди. И не отпустил, несмотря на страшную боль. Рейли посмотрел вниз. Кэнди сучила ногами, колотила по кирпичной стене, пыталась выдернуть руку.
— Рейли, отпусти! — выкрикнула она. — Ради бога, отпусти!
По обе стороны от него оказались спецназовцы. Один отбросил винтовку и попытался дотянуться до руки Кэнди. Не получилось. Теперь все зависело только от Рейли. Ладонь Кэнди была скользкой от крови, но каким-то чудом Рейли удалось удерживать ее.
— Рейли, пожалуйста, — простонала Кэнди, еще с большим отчаянием пытаясь освободиться.
Ее окровавленные пальцы медленно выскальзывали из его правой руки, выворачивая, раздирая плечевой сустав. Боль в левой, абсолютно бесполезной руке пронзала все тело. Но он скрежетал зубами и держался.
— Отпусти, идиот! — взвизгнула Кэнди. — Я сломала тебе жизнь!
И в этот момент он не смог придумать ничего, что бы смогло удержать ее от задуманного.
Их взгляды встретились. В глазах Кэнди он увидел ту же безнадежность, какую испытывал сам, когда узнал о ее предательстве. Она на самом деле разрушила его жизнь и лишила всякой надежды.
Он смотрел в ее глаза и чувствовал, как ее рука выскальзывает, выскальзывает, выскальзывает из его хватки.
Рейли давал показания под присягой в маленькой комнате в офисе ФБР на Митинг-стрит, всего в нескольких кварталах от места недавних драматических событий.
— Ну, вот и все, — сказал специальный агент ФБР Миллер. Специальный агент Стайнер согласно кивнул.
Миллер, или Буч, выключил видеокамеру.
— Мистер Гэннон, спасибо, что дали показания сегодня, хотя мы вполне могли подождать до завтра.
— Хотел поскорее покончить с этим, — пояснил Рейли.
Миллер повернулся к приглашенным детективам Кларку и Джавьеру, которые за последние три часа не проронили и дюжины слов.
— Господа?
— Когда мы получим копию? — поинтересовался Кларк.
— Завтра утром, — ответил Миллер.
Джавьер молча поднялся, направился к двери. Кларк сдержанно кивнул присутствующим и последовал за напарником.
— Кретины, — пробормотал Рейли.
— Они всегда злятся, когда мы вторгаемся в их расследование, — сказал Миллер, похоже, ничуть не удивленный поведением детективов.
Интересно, что подумали бы оба федеральных агента, если бы узнали о своих прозвищах? Миллер и Стайнер удивительно походили на знаменитых бандитов, во всяком случае, на их кинематографические образы. Миллер был более добродушным, Стайнер — более мрачным и, по виду, настоящим злодеем, а его цепкий взгляд, казалось, не упускал из виду ни одной мелочи. Уже несколько минут он сосредоточенно смотрел на Рейли.
— Вы неважно выглядите, — заметил Стайнер.
Рейли и сам это знал. Перед началом долгого допроса он мельком видел себя в зеркале. Бледное, в порезах от разбитого окна лицо. Загипсованная, на перевязи левая рука. Ободранные при приземлении на крышу ладони. Подбитый Джорджем Магауаном, распухший глаз.
Он даже не был похож на себя самого недельной давности, но не из-за сегодняшних физических испытаний. И вовсе не из-за сбритой бороды и стрижки. Настоящие изменения произошли в его внутреннем состоянии. Он, наконец, разобрался со всем, что случилось с ним пять лет назад, и с тем, что произошло с Бритт.
— Как ты? — с тревогой спросила она.
